Отрочество 2

— Не надо! — поспешно сказал он, подымая руки вверх, и отступая на шаг назад, а потом, для надёжности, ещё на парочку, — Не моё это, и настолько не моё, насколько ты вообще можешь представить! Формулы эти… в самом деле интересно?

В голосе явственное сомнение и готовность помочь, если вдруг меня, бедного и несчастного, удерживает в научном плену некая безусловно тёмная сила.

— Ага! Это как головоломка, понимаешь? Чистая дистиллированная наука, знания ради знаний, это ни разу не ко мне. А вот к примеру… видишь? — тыкаю в чертежи, — Расчёты по аэродинамике, то есть штука вполне прикладная, и именно по расчетам и строю… хм, летадлу.

— Это вот… — он остановился около бамбукового каркаса, подвешенного на расчалках, и осторожно ткнул его пальцем, — летает? Летадла?

В голосе явственное сомнение и одновременно — надежда на чудо.

— Ну да, — жму плечами, — собственно, именно на этой топорной конструкции и сделал больше десятка вылетов, проводя разведку. Оставил для истории — Сниман просил, хочет потом музей организовать.

— Планеры Лилиенталя более птичьи, — сказал он, разглядывая летадлу, — даже подобие маховых перьев сделаны.

Вместо ответа жму плечами, потому как што тут сказать? Планеры Лилиенталя безусловно красивее, они прямо-таки просятся на картины, будят фантазии и тормошат людей поднять наконец головы к небу. Но вот летать… с этим похуже.

— А это, — не дожидаясь ответа, дядя Гиляй остановился у небольшого двигателя, присев на корточки, — никак мотоцикл сделать решил? Самое то, штобы гонять по африканским просторам!

— Самолёт.

— Што?

— Самолёт. Та же летадла, но с мотором.

Крякнув, Владимир Алексеевич встал, пробормотав што-то навроде «Выросли детки».

— Вот так, просто сел и придумал? — спросил он, снова встав у летадлы с видом самым задумчивым, тыкая то и дело пальцем, и глядя как покачивается конструкция.

— Ну… да, — мне делается неловко, потому как в таком разе получаюсь чуть ли не гением, а на самом деле… такое и Саньке не хочу рассказывать, а скорее даже — не могу, физически.

— Говорили мне… — вздохнул он, — вот так, по наитию?

— Да какое наитие! — прорезалась у меня досада, — буры наговорили? Ну да, они ж не видели… Это как с приснившейся таблицей Менделеева, помнишь? Што он работал над ней десять лет, это мелочи, обыватели запомнят только полувраки о сне!

— Ну, не скажи, — покачал он головой, но развивать тему, видя моё нежелание, не стал.

— Сниман очень серьёзно к этим… — он дёрнул весело ус, — летадлам относится. Буры твои, как я гляжу, тоже?

— Разведка, — подвинув на верстаке полуразобранный двигатель, полученный недавно с трофеями, и вполне целого скорпиончика, я уселся на расчищенное место, — мы после того, как охрану концлагеря перебили, два боя выиграли за счёт разведки с воздуха.

— Слепой со зрячим, — пробормотал он, делая пометки в блокноте.

— Угу. Два боя выиграли, одного избежали, ну и так — выбрать лучший маршрут, тоже никак не лишнее.

— То-то буры твои так впечатлились…

Завздыхав, я беспокойно завертелся на верстаке. Буры, они да… впечатлились. «Ангел Трансвааля», н-да… не прознал бы кто, мне ещё религиозной мути вокруг себя не хватало! Широкая известность в очень узких кругах — одно, а европейская, да в таком контексте, оно явно лишнее.

Единственное — попросил их молчать, и молчат… вроде как. По крайней мере, слухов пока не ходит, да и добровольцы, вызвавшие помогать по части охраны и хозяйственной деятельности, совсем даже не лишние. Полдюжины престарелых охранников, они же работники, да четыре прачки-стряпухи с расчетом на вырост отряда, они совсем не лишние.

— А испытания? — полюбопытствовал он, снова пхнув пальцем бамбуковую конструкцию.

— По ночам. Вот… — соскочив с верстака, откидываю брезент с самолёта, — видишь?

— На палатку похоже, — скептически сказал опекун, — только што колья к парусине привязаны. Несуразно выглядит.

— Так и задумано! — потянув за жерди, я показал, как сложенная летадла становится треугольной.

— А этом, — тыкаю носком ботинка, — лишнее. Отстёгивается, и всё. В фургончик загрузили от лишних глаз, да и перевезли.

— Эк… — крякнул он, присаживаясь у самолёта и с любопытством изучая простую, но изысканно хитроумную механику, — шпионаж? Потому так усложнил?

— Он самый! Иностранных граждан в войсках хватает. Доброволец там или нет, а зарисовать летадлу, с целью патриотично передать чертежи собственному правительству, это каждый второй восхочет.

— Ага… а механика?

— Отдельно. Вот… простейшая трёхколёсная гондола, если кто и посмотрит, так обычная мотоколяска, только што пропеллер сзади, ну да и это не новость. Што я слесарь и механик, многие знают, про инвалидную коляску в патентах узнать тоже несложно.

— Обманка, — в дяде Гиляе проснулся мальчишка, и он забрасывает меня сотней «почему?», пару раз поставив в тупик. Незамыленный глаз увидел более простые решения некоторых проблем.

— Где ты раньше был?! — вырывается у меня, и дядя Гиляй распушил самодовольно усы, — Не поверишь, как не хватает рук, потому как…

— Шпионаж, — кивнул понятливо Владимир Алексеевич.