Отрок. Внук сотника

«Ахрамей? Это Варфоломей, что ли? Придумают же! Учился со мной в школе пацан по фамилии Варфоломеев, так его „Варварой в кальсонах“ дразнили. Детское творчество, блин».

В лесу стало уже совсем темно, Мишка несколько раз спотыкался, один раз чуть не упал, но его вовремя подхватили. Устыдившись своей слабости, он резко выдернул руку и обернулся, чтобы сказать нечто эдакое… И обнаружил вместо Иоанна, вроде бы шедшего справа от него, Роську.

– Ты чего это здесь?

– Иоанн и там сгодится, а я уж как-нибудь тут… И лекарка Юлия сказала, что так лучше будет.

Мишка уже собрался выдать что-нибудь ругательное на тему нарушения дисциплины, но не успел – опередила Юлька:

– Над ранеными я тут начальник! И не спорь, мне лучше знать!

– Да какой я раненый…

– Завтра сам все почувствуешь! Роська, придерживай его, а то опять упадет.

– Я не Роська, а Василий!

На Юльку эта поправка никакого впечатления не произвела.

– Да хоть князь Владимир! Держи своего старшину, чтоб харю не расквасил. И так живого места нет, как будто в ступе его толкли… Еще и ерепенится, Бешеный.

Мишка готов был поклясться, что тон, которым произнесла Юлька слово «Бешеный», совершенно не вязался со смыслом самого этого слова. Почему-то в ее устах от этой злой клички повеяло теплом и заботой. Тут же вспомнились и дедовы слова: «Роська – это на всю жизнь».

«Дурак вы, сэр, позвольте вам заметить. Яркий пример профессионального кретинизма. Команду свою создать, команду… Команда ваша там сейчас покойников кантует, вами убиенных, а эти – Роська с Юлькой – роднее не придумаешь, головы за вас положить готовы. Такого ни за какие деньги не купишь, никакими управленческими технологиями не организуешь. А если организуешь, специально и с заранее обдуманными намерениями, последним подонком окажешься. На такое только тем же ответить и можно – „любовью за любовь“, как у старика Шекспира…»

Лес, казалось, никогда не кончится, солнце давно уже село, и под деревьями наступила почти полная темнота. Под ногами одни только кочки, пни и корни, а в воздухе – хлещущие по лицу ветки и колючие еловые лапы. Увидев красноватые отблески, Мишка сначала подумал, что у него от усталости и боли мелькают в глазах искры, и только чуть позже разобрался, что видит сквозь просветы в растительности пламя нескольких факелов. Тут же до слуха стали доноситься человеческие голоса, топот копыт и, кажется, собачье поскуливание.

Мишка рванулся к свету, конечно же, тут же споткнулся, но долететь до земли ему не дали. Фома и Роська подхватили его, закинули Мишкины руки себе на плечи и уже не отпускали до самой опушки леса. Мишка, впрочем, и не сопротивлялся, только перебирал ногами, чтобы совсем уж не висеть мешком у ребят на плечах.

На выходе из леса обнаружилась настоящая спасательная экспедиция: дед, сопровождаемый четырьмя ратниками – верхами и в полном вооружении, – и отец Якова, держащий на сворке повизгивающего от нетерпения пса.

«Дожили, сэр, вас уже с собаками разыскивают… Ну и хрен с ними, скорей бы домой, да лечь…»

– Михайла! Слава тебе, Господи… – дед осекся, разглядев в свете факелов заскорузлую от крови рубаху внука, обвисшего на плечах Роськи и Фомы. – Ранен?!!

Мишка попытался придать себе бодрый вид, а Юлька тут же затараторила, успокаивая сотника:

– Не ранен, не ранен! Кровь не его. Побился только, но ничего не сломано, и устал сильно…

– Господин сотник, разреши доложить! – прервал Роська Юлькин отчет. – На старшину Младшей стражи Михайла в лесу напали пятеро. Двоих он убил, еще одного тяжело ранил. Потом вызвал первый десяток Младшей стражи, чтобы догнать оставшихся двоих. Следы привели к броду через реку, но уже стемнело и старшина Михаил решил отложить преследование до утра. Трупы убитых сейчас принесут сюда. За старшего остался десятник Младшей стражи Дмитрий.

Дед длинно выдохнул и, расслабившись, сгорбился в седле. Из-за его спины выехал бывший десятник Глеб, держа на отлете факел, с которого капала смола, склонился, всматриваясь в Мишку:

– Э-э, да ты совсем плох, парень, ребята, подсадите-ка его ко мне за спину, надо вашего старшину домой поскорее. И ты, лекарка, садись-ка к Николе, Михайлой заняться надо… Да ты и сама понимаешь. Корней Агеич, как Михаилу отвезу, возвращаться?

Дед ничего не ответил, только махнул рукой.