Врали много. Врали с огоньком, фантазией и энтузиазмом, но определённая доля правды в этом вранье была – подземелья действительно существовали, и копать их начали задолго до Ивана Калиты, и уж тем более до Ивана Грозного. Любой город возрастом за пять столетий стоит на подземельях, только не про все так увлекательно рассказывают.
– Будем копать.
По первоначальному плану собирались попасть в занятую сторонниками Шемяки часть Кремля через стену, снять часовых, если они будут, и забраться наверх по верёвке. Приготовили и крепкие кошки, и толстый капроновый шнур с узлами. Ну что же, если можно пройти низом без лишних жертв, даже лучше будет.
Филин снял с пояса лопатку и поплевал на ладони. Эх, добрую справу боярин подарил! Говорил, что такие лопатки во всём свете только два мастера делают – братья Наваша да Кулебака, но где они живут, так и не сказал.
(*** Автор пользуется инструментом из Навашино и Кулебак, чего и вам советует. J)
И всё же это оказалась не отдушина, а полноценный лаз с вмурованными в кирпичную кладку железными скобами. Вылазку в тыл к осаждающим через него не сделаешь, но гонца за подмогой послать, или лазутчикам вернуться в самый раз. Потому и прикрыли небрежно, что недавно пользовались. Да и что стараться прятать, если осадившие Москву литвины близко к стенам не подходят, опасаясь метких стрел? Шемяка бы и рад пустить, но сам Казимир не пойдёт, а вот его вои сразу грабить начнут. Так что тоже отстреливается от незваных гостей, выжидая невесть что.
И надо же было случиться такому совпадению – как раз эту ночь выбрал Вадим Кукушкин для психической атаки. Николай, едва только услышал разухабистые вопли знаменитого в двадцать первом веке румына, сразу догадался о грядущих неприятностях и скомандовал:
– Быстро все вниз!
Филин моментально скрылся в темном провале колодца, а второй любимовский ополченец застыл на месте, оглушённый и перепуганный ужасающими звуками.
– Селиван, хрен тебе в карман! – мощный генеральский подзатыльник вывел бойца из оцепенения. – Спускайся!
Николай кричал во всё горло, и уже не опасался караульных на стенах. Если интуиция не обманывает, у караула сейчас найдётся более интересное занятие. Сам спустился последним, задвинув над головой поросшую дёрном крышку.
Что там случилось наверху, ещё непонятно, но выложенный кирпичами пол тоннеля пару раз ощутимо вздрогнул под ногами, и с потолка посыпалась пыль.
– Землетрясение, – со знанием дела произнёс Филин. – Мы как-то раз решили афонских монахов… А оно как тряхнёт! Так и вернулись пустыми.
Генерал не стал уточнять у простого деревенского старосты подробности. Мало ли… на богомолье ходил, или ещё какая причина.
– В Москве землетрясений не бывает.
– А это тогда что? – Филин направил фонарик в потолок.
– Я так думаю – Вадик окаянствует.
– Этот могёт, – согласился староста, побаивающийся Кукушкина после обязательного курса прививок. – Лекари, они завсегда самые страшные люди.
– Да ты у нас философ, – усмехнулся генерал. – Будешь главным специалистом по подземельям.
Филин молча пожал плечами. Боярину виднее, сказал быть главным, значит так оно и правильно. А что до подземелий, опыт и в самом деле имеется. Этот ход, между прочим, получше других – тут хотя бы камни сверху не падают, и острые копья их стен не выскакивают. Сырость большая в здешних ходах, вот хитрые ловушки и не живут долго. А вот, к примеру, в том же Афоне… Хотя чего про него вспоминать, дело прошлое, и те грехи давно отмолены.
– Нам сюда, – Филин показал на прячущуюся в тени нишу.
– Почему сюда?
– Золотом тянет, боярин. Оно вроде бы не запах, но всё равно чувствуется. Особенно когда его много.
– Когда много, это всегда хорошо.
– Если бы так, – вздохнул Филин и перекрестился.
К золоту вышли через час блужданий, когда Николай уже отчаялся хоть чего-нибудь найти, и желал только одного – выбраться наружу. Но в луче светодиодного фонарика сверкнуло лежащее прямо на полу золото. Единственный золотой кругляш с неровными краями. И пороховая дорожка с бегущим по ней огоньком.
Филин, недолго думая, затоптал его ногой и выругался, перейдя на шёпот. Потом прижал палец к губам:
– Тут кто-то есть.
Николай и сам это понимал – пороховые дорожки из ниоткуда не появляются, и огонь сам по себе не загорается. Интересно, какая же свинья задумала устроить диверсию?
– Следы, боярин, – Селиван присел на корточки и подсветил фонариком. – Дорогая обувка.
На выложенном кирпичами полу отпечатался мокрый след женской туфли. Так, во всяком случае, показалось. Острый носок, тонкий каблук размером в пятирублёвую монету… Это что получается, здесь уже шахидки-смертницы завелись? Бред же полный!
Филин тоже опустился рядом с Селиваном, и чуть ли не обнюхал отпечаток:
– В Новгороде такие тачают. Дело ясное.
– И что? – не понял Николай.
– И то, – ухмыльнулся любимовский староста. – Кто на Москве самый наипервейший модник?
– Я откуда знаю? Я в ваших модниках не разбираюсь, и вообще они все педерасты.
– Кто?