Отстойник

Блаженная улыбка облегчения расплылась по лицу Ганны. Она подняла глаза вверх, продолжая подергивать негра за наливающееся жизнью достоинство. Похоже, сделать этот решительный шаг ей следовало давно, а не лебезить, как бедный родственник в богатом доме. Разве африканский дикарь мог понять, что этак она его обихаживает? А вот подергала, и сразу понятно стало, чего хочет. Ганна мнила себя свободномыслящей женщиной, но первобытная простота отношений между полами поразила и её. Не тратя время даже на красноречивые взгляды, Мбонго повернул любвеобильную хохлушку к себе задом, к хибаре передом и, покопавшись в юбках, задрал их все разом. Она только ойкнуть и успела.

Разинувшая рот Катя, до того безуспешно пытавшаяся привлечь к себе внимание стуком и криком, в щелочку подглядывала, как ритмично, словно электрическая швейная машинка движется этот, казалось бы, несовместимый тандем. Один раз, второй, третий. Нахлебавшись долгожданного счастья полной ложкой, Ганна повалилась на траву, раскинув руки. Мбонго же невозмутимо уселся на место и уставился вдаль.

***

Это было невообразимо. Чудовищнее, чем Дон Хименес мог себе представить. Ведьма. Какими немыслимыми путями ведьма пробралась сюда, а не оказалась немедля после смерти в геенне огненной? О каком прощении и отпущении грехов могла идти речь, если здесь, среди агнцев Божьих притаилась коварная прислужница Сатаны? Несомненно, избавление от неё – это и есть деяние, угодное от него Господу. Самонадеянный глупец! Желал попасть в царство Божие, не замарав рук? Не послужив Господу огнем и мечом? Он готов служить. Всеми фибрами своей души, каждым кусочком тела. Это и есть его испытание, чтобы войти в Царство Божие, цена за спасение своей бессмертной души. Ведьма, посягнувшая на священное право Творца – сотворение всего сущего, будет наказана. Лишь Господу единому и всемогущему дано это право. Лишь ему одному во веки веков.

План.

«Mámma Mía,» – перекрестилась Лючия и спряталась от греха подальше за спину Андрея. По-русски она говорила вполне сносно, но разве можно передать охватившие её чувства на чужом языке – шипящем и свистящем, как старый чайник? Куда ему до соблазнительно-певучего итальянского: сладкого, как свежая малина, сочного, будто спелый виноград, манящего, словно томный взгляд кокетки из-под полуопущенных ресниц.

Маленький, тщедушный, пучеглазый уродец устало вздохнул и окинул невольно сбившихся в кучу людей печальным взглядом. Сородичи оказались неласковы. Тот, что нашел его, сначала долго, недоуменно рассматривал Маала, прижав коленом к земле. Потом, видимо так и не сумев определить кто перед ним, повел пленника сюда, немилосердно толкая в спину. Маал так устал за время пути, что еле волочил ноги, а потому опустился на землю и закрыл глаза. Ему было уже все равно. Хотелось свернуться клубком и умереть, только больше никуда не идти, монотонно переставляя ноги.

Люди, между тем, осмелились подойти поближе и обступили сидящего на земле Маала.

«Это кто ж такой будет?» – задумчиво спросил Никимчук.

«Может пигмей?» – предположил Андрей и в ответ на вопросительные взгляды пояснил. – «Ну племя такое африканское – низкорослое.»

«А с глазами что? А то у него они, как у стрекозы – на пол лица.»

«А волосы у пигмеев растут?»

«Да весь он какой-то странный, несуразный. С виду вроде и похож на человека, а вроде и нет.»

«Парамошка, кого ты нам привел? Где ты его взял?»

На ответ рассчитывать не приходилось. Парамошка молчал с какой-то киношной индейской невозмутимостью, полагая, что свое дело он сделал.

«Да Вы что, это же вылитый инопланетянин! Точно говорю. Только посмотрите на него.»

«Ну ты загнул, парень. Какой еще инопланетянин? Откуда ему тут взяться?»

«Оттуда же, откуда и мы.»

Никита потыкал предполагаемого инопланетянина пальцем в плечо: «Эй! Очнись! Ты кто?»

Тот поднял на сородичей совершенно замученный взгляд и неожиданно произнес: «HELLO.»

Люди в изумлении отпрянули.

«Тьфу ты, Господи! Он говорит.»

«Значит – человек все-таки.»

«Это по-каковски же будет?»

«По-английски, дед.»

Эдуард Петрович присел перед чужаком, пристально вглядываясь в его лицо: «Who are you? What is your name? Where are you from?»

Но пришелец лишь печально вздохнул, не выражая ни малейшего желания продолжить знакомство.

«Может быть, он голодный?»

Принесенную Лючией мандаринку, одну из последних, Маал обнюхивал, как собака свежую кучку чужого дерьма на своей территории. Пахло так дивно, так похоже на любимые им питательные шарики с цитрусовым вкусом. Но этот был слишком велик, чтобы запихнуть его в рот целиком, а потому застрял на середине пути, хотя Маал и очень старался, широко разевая рот.

«Эх, дурашка!» – ласково пожурил его Никимчук. – «Видать, и правда голодный, раз целиком сожрать пытается. Давай-ка мне.» С этими словами Иван Петрович вытащил мандарин, ловко очистил его и, отделив дольку, положил на язык послушно отрывшему рот Маалу.