Отстойник

То, что это машина, было понятно издалека, несмотря не плавность и естественность движений. Ноги ее мягко пружинили, скользя по поверхности болота. В воду они не погружались, потому как внизу были снабжены объемными поплавками округлой формы, сделанными из легчайшего, пористого материала. Длинные, гибкие ноги удерживали на весу продолговатую, плавных обводов кабину – серебристую, непрозрачную, непроницаемую. Издали эта конструкция больше всего напоминала жука – водомерку. Угрожающе приблизившись вплотную так, что путешественники сочли за благо попятиться назад, водомерка нависла над лежащим на земле Маалом. Из передней части кабины вытянулось тонкое щупальце и коснулось лба юноши. Голубоватое сияние, словно от экрана телефона, разлилось по лицу Маала, и тут же сменилось тревожно-красным. Щупальце опустилось на грудь, и бедолага дернулся, выгнувшись, будто от удара электрическим током.

«Что это такое? Что оно делает?» – шептались сгрудившиеся путники.

«Похоже на медицинскую диагностику,» – предположил Эдуард. – «И реанимацию.»

«Реанимацию? Он умер? Почему ты так думаешь?»

«Синий огонек – хорошо, красный – плохо, и дефибрилляция,» – логично предположил Эдуард.

«Ну вот и хорошо, дотянул парень, пусть полечат его,» – удовлетворенно заметил Никимчук.

Щупальце, между тем, еще раз ударило Маала электрическим током. Затем, после минутного раздумья, аккуратно обвило тело юноши и, качнувшись назад для размаха, ловко швырнуло его в сторону шланга. Сочно шлепнув, беспомощное тело мгновенно прилипло к стенке, словно блинчик к горячей сковороде. Маал не издал ни звука. Оставалось надеяться, что вопреки надеждам Ивана Петровича, он все же не дотянул и был мертв. Путешественники дружно ахнули и онемели от страха. Паук навис над ними. Тонкое щупальце, окруженное голубоватым сиянием, поочередно приближалось к лицам людей, не проявляя агрессии. Потом, очевидно удовлетворенное осмотром, втянулось внутрь.

Ноги водомерки согнулись, опуская кабину с недосягаемой высоты вниз. Одна из её стенок стала прозрачной, истончилась и словно бы истаяла, как тонкий ледок на луже под яркими, весенними лучами солнца, открыв доступ внутрь.

«Кажись, нас приглашают войти,» – нерешительно потоптался на месте Никимчук. – «Ну, двум смертям не бывать, а одной не миновать. Идемте.»

Иван Петрович решительно шагнул вперед. Вслед за ним гуськом потянулись остальные и остановились у самого входа. Внутри кабина была заполнена прозрачным гелем – мягким и невесомым. Опасливо пощупав, понюхав и даже попробовав его на вкус, Никимчук первым вошел внутрь. Там никого не оказалось. Проем в стене кабины затянулся, проявляясь постепенно, словно изморозь на окне. Паук поднялся, развернулся и зашагал обратно. Движения не ощущалось совершенно. Непрозрачная снаружи, изнутри кабина позволяла видеть все вокруг, словно через стекло солнцезащитных очков.

Путешествие было небыстрым. Паук мерно перебирал лапами. Внизу, под его брюхом, проплывали притопленные стволы деревьев, гниющие коряги, бурая растительность, сновали в мутной воде стайки рыбок-кровопийц. Сверху нависала громадина Дома.

«Какой же он высоты?»

«Несколько километров должно быть. А ведь его не весь видно, часть скрывается за облаками.»

«Он движется. Присмотритесь, Дом движется. Едва заметно, но все же . . .»

«Как они это сделали? Как такая махина может двигаться? Это же все равно, что Эверест заставить шагать.»

«Он не шагает, он ползет. Ползет с помощью этих гигантских шлангов, я практически уверен.»

«Смотрите-ка, а Руслан прямо стоя уснул. Вымотался, бедняга. Я бы с удовольствием последовал его примеру.»

«И я, и я,» – дружно зазевали спутники.

К тому моменту, когда паук добрался до места, вся компания спала. И едва ли дело было только в усталости. Тела свободно раскинулись в кабине, бережно удерживаемые гелем от падений и травм.

***

Иван Петрович, придя в чувство, обнаружил себя то ли плавающим, то ли летающим, а, скорее, парящим в большой стеклянной банке на манер пойманного светлячка. Банка была заполнена прозрачной жидкостью или, скорее, густым водяным паром без вкуса и запаха.

Никимчук поднес ладонь к лицу. Надо же – кожа ровная и гладкая, будто пяточка у младенца, как не родная. Никаких красных пятен и лихорадки, и самочувствие отличное. Иван Петрович оглядел себя. Благо, ничто этому не препятствовало. Одежду как корова языком слизала. Неприкрытый срам жизнерадостно торчал, высунувшись из густой седой поросли на лобке.

«Никак и его подлечили, а не только кожу обновили,» – смекнул Иван Петрович. – «Вот зачем мне снова эта морока?» Плавно шевеля руками, старик покрутился вокруг себя. По периметру большой белой залы стояла дюжина огромных стеклянных банок, в половине из которых плавали его спутники. Они неподвижно висели, свободно раскинувшись кто вдоль, кто поперек, а кто и вовсе вверх ногами в чем мать родила. Женские волосы длинными темными волнами отчасти прикрывали наготу своих обладательниц.