Оттенки

— В таком случае я и впрямь был трезвее трезвого.

— Воры могут войти.

— Конечно, могут, только не такие они дураки, взять тут нечего.

— Украдут тебя самого.

— Меня оберегают ангелы-хранители. Да к тому же за меня никто и трех копеек не даст… Слушай-ка, Тикси, подойди ко мне!

— Некогда.

— Ну иди же!

— Я сказала — некогда.

— Что ты делаешь?

— Чиню твои…

— Знаю, знаю, — перебил ее Лутвей, — они в шагу распоролись.

— Пиджак тоже обтрепался.

— Вот как! Час от часу не легче!.. Ты уже давно здесь?

— Около часа.

— И все время чинишь?

— Все время.

— Где ты взяла заплату?

— Разрезала самые старые.

— Но ведь они совсем не такого цвета, как эти старые, которые «новые».

— Да, не такого, но думаю, что сойдет, из-под пиджака не будет видно заплаты.

— Золотая ты душа! Подойди сюда, я поцелую тебя.

— Не мешай!

— Протяни хотя бы руку.

— Оставь меня в покое.

— Ну хоть кончики пальцев.

— Ты мог бы еще немножко вздремнуть.

— Ну хоть мизинчик, я поцелую его, у него ноготь цветет — словно беленький подснежник распустился, я еще вчера заметил.

Девушка молчит.

— Подойди, прошу тебя, — умоляет молодой человек.

— Просишь, а сам лежишь на спине.

— Нет, на боку.

Тикси смеется.

— Так ты не подойдешь? — спрашивает Лутвей решительно.

— Нет, — отвечает девушка в том же тоне.

— Честное слово?

— Честное слово!

— Ну тогда я подойду к тебе.

— Ты с ума сошел!

— Отчего же?

— Ты ведь без… у тебя же нет…

— Чего у меня нет?.. Завернусь в одеяло и подойду.

— Но дверь не заперта.

— Ну и пусть.

— Кто-нибудь может случайно войти.

— Против случайностей человек бессилен.

— Если ты подойдешь, я убегу, и твой костюм останется нечиненным.

— Костюм бросить ты способна, этому я верю, а вот насчет убежать… убежать ты не сможешь.

— Бессовестный!

Воцаряется недолгое молчание. Затем молодой человек опять берется за свое.

— Подойди, сядь на край кровати и шей здесь, я хочу тебя видеть, хочу ощущать подле себя. Все тело словно чужое, во рту противно…

— Так тебе и надо, пей больше.

— У меня такое чувство, будто я сделал что-то гадкое… Если ты сядешь рядом, это пройдет.

Тикси от души расхохоталась.

— Ты смеешься. Неужели ты не замечала, что мне иногда нужна твоя близость?

— Никогда.

— Врешь! Подойди ко мне… прошу тебя, будь добра… Может, ты сердишься на меня за то, что я вчера опять выпил?

— Конечно, сержусь.

— Прости меня! Это Кулно виноват.

— Ах, Кулно?!

— А если я пообещаю в следующий раз не пить, тогда подойдешь?

— Нет, не подойду.

— Ты нехорошая.

— С одним условием.

— Согласен.

— Ты не станешь мешать мне работать.

— Хорошо, не стану.

— Завернешься как следует в одеяло и отодвинешь ноги к стене.

— Согласен.

— Руки тоже спрячешь под одеяло.

— Пусть будет так.

— Из-под одеяла может торчать только голова.

— Только голова.

— Погоди, я закрою дверь на ключ, как бы кто-нибудь не вошел.

— Тикси, ты прелесть!

— Еще одно условие.

— Дверь уже заперта?

— Заперта.

— Значит, больше никаких условий.

— Пусть будет так, но тогда я отопру дверь.

— Хорошо! В таком случае я запрещаю тебе чинить мою одежду.

— Так я тебя и послушалась, — возразила Тикси, заглядывая за ширму, где стояла кровать.

— Ну, это мы посмотрим!

— Одна нога торчит из-под одеяла, сейчас же спрячь!

Молодой человек послушно прячет ногу. Девушка делает два-три шага по направлению к постели.

— Натяни одеяло повыше, до самой шеи, убери руки!

— Неужели нельзя оставить хотя бы одну?

— Нельзя. По крайней мере, опусти рукав у рубашки, посмотри, что у тебя за рука!

— А что?! Ну, немного волосатая.

— Ах, немного? Горилла!

Девушка присела в ногах кровати и вновь принялась за шитье.

— Сядь сюда… поближе.

— Я сижу достаточно близко.

— Еще ближе!

— Такого уговору не было.

— У каждого уговора есть свои отступления. Ты же видишь, я не могу до тебя даже кончиком пальца дотянуться.

— Вот и прекрасно, — отвечает девушка, продолжая шить.

— Нет.

— Да.

— Как же «да», если — нет… Сядь поближе, я хочу тебе что-то сказать.

— Мне и так хорошо слышно.

— Я хочу сказать потихоньку.

— Ну и говори на здоровье.

— Придвинься хоть чуточку ближе… чего ты возле ног… ты же знаешь, какие у меня ноги… еще хуже, чем руки.

— Ничего я не знаю.

— Имей в виду, я повернусь к тебе спиной, если ты не сядешь поближе.

— Вот испугал!

Лутвей поворачивается лицом к стене, девушка придвигается немного ближе к изголовью и произносит:

— Спокойной ночи!

Секунда — и молодой человек вновь перевертывается на другой бок, сгибает свое тело полукругом и заключает в него сидящую на постели Тикси.

— Какое у тебя еще было условие? — спрашивает Лутвей.

— Ответь сначала, что ты собирался мне сказать.

— Нет, сперва скажи свое условие.

— Ты должен ответить первым.

— И не подумаю.

— Я тоже.

— Ну и каприза же ты, — произнес молодой человек, и в его голосе затрепетало желание — так трепещет пыльца цветущей ржи в голубоватом мареве летнего дня.

— Я тебя уколю, — предупредила девушка. Но в ее по-детски игривом тоне зазвучали новые нотки: казалось, это весенний тонкий ледок ломается под копытцем испуганной лани — хрустально звенящие осколки словно бы покалывают немного, но это не причиняет боли, лишь возбуждает.