Отцы и дети. 2.0

– Поцелую. Потом. Если ты этого захочешь.

– Я сейчас хочу.

Она стала очень-очень серьезной. Подошла ко мне, впилась взглядом, ее зрачки дышали, какие-то тени бежали по лицу. Потом она поднялась на цыпочки и поцеловала меня. Теплые губы. Запах помады и сигарет. И вдруг горячий язык – сильной змейкой.

– Понятно?

– Понятно, – сказал я.

4

– Ты знаешь, кто это? Тихо, не оборачивайся сразу.

Лера откинулась на спинку мягкого дивана, кошачьи глаза прищурились, она смотрела мимо меня. Я уронил салфетку, оглянулся.

За соседним столиком маститый режиссер, хозяин ресторана и по совместительству хозяин кинофестиваля, выгуливал своих гостей. За огромными окнами белела громада храма Христа Спасителя. Кинозвезды сняли натруженные маски и сразу стали похожими на нормальных людей – усталые лица, мешки под глазами, естественные жесты, лишенные элегантной вздрюченности. Люди как люди – в час ночи посреди огромного города. Один мужик посмотрел в нашу сторону и сразу как-то напрягся.

– Я только Ольбрыхского знаю. Погоди. А он-то тебя откуда знает?

– Еще бы ему меня не знать.

Валерия Игоревна Потоцкая сняла туфли, явно нарочно села по-турецки и медленно-медленно закурила. Огонек зажигалки плясал в ее глазах. Я оглянулся еще раз. Поляк сидел бледный и явно не попадал в разговор.

– Понятно, – сказал я.

5

– Ах, как жалко, что ты не поэт…

– Я бывший инженер. Какие из технарей поэты? У меня руководитель диссертации, доктор наук, вот он картины пишет. И сейчас пишет. Маслом. Пейзажи.

– Это не то. Ты понимаешь, это не то. Я люблю такую сдержанность линий, элегантную простоту… Ты любишь Модильяни?

– Модильяни? Кто это?

– Ничего ты не знаешь, ты сухой сухарь, засохший сухарь Гришка.

– Чего ты дразнишься? Я технарь, я другому учился. Не дразнись.

– Ладно, технарь. Я покажу тебе все музеи… Короче, один мой друг… Он был моим… другом. Однажды мы гуляли по ночной Москве, а потом он начал читать мне стихи:

Два эха в рощах живут раздельные,как будто в стереоколонках двух,все, что ты сделала и что я сделаю,

они разносят по свету вслух…

– Возне…

– Чш-ш-ш… – Ее пальчики легли на мои губы. – Не надо. Да… А потом я разулась и прыгала по припаркованным машинам. Сигнализация на каждой ка-а-ак закричит! Я прыгаю по машинам, а он прыгает внизу и кричит свои стихи.

– По капотам, что ли?

– Ага. Слушай, зануда, я тебя не просто так сюда привела. В этом ресторанчике лучшее в Москве тирамису. Хочешь ложечку?

– Нет.

– Обиделся? Ну и дурак.

– Понятно, – сказал я.

– Точно дурак.

6

– Любому управленцу известно, что в молодой компании все ходят в джинсах, бредят проектами, вкалывают twenty four seven и смеются. Заматерев, хищная компания обзаводится роскошным офисом с двух-, трехъязычными амбициозными телками, заводит строгий дресс-код, а в умирающей компании совет директоров начинает свое заседание с обсуждения дизайна мраморной лестницы у главного входа…

– Все обсуждают? – Валерия Игоревна скучала возле кофемашины.

– Да.

– Хочешь яблоко?

– Нет. Спасибо. Ты что же, одно яблоко на целый день? И кофе, и сигареты?

– Слушай, зануда. Я. Не. Хочу. Толстеть. Понятно? Ты лучше скажи, они точно хотят мраморную лестницу? Ты не шутишь?

– Нет. Совершенно точно. Мраморную лестницу. Пятнадцать лет холдингу. Круглая дата. Круглая смета на ремонт.

– Они с ума сошли? Ты же сам говорил – из пятнадцати три дочерние компании бунтуют. Ты же сам говорил, что там по нефтянке косяки.

– Они акционеры. Хозяева. Тратят на себя. Мир, дружба, жвачка.

– Ты хочешь сказать, что я должна составить смету, найти подрядчиков и сделать им эту ебаную мраморную лестницу?

– Совершенно верно.

– Они охуели. Они совершенно охуели. Они же убьют в компании все живое. Ты понимаешь? Тебе-то хоть понятно?

– Понятно, – ответил я.

7

– Булочная. Лера, почему ты так странно говоришь – «булошная»?

– Потому что дожжжь.

– Дождь же.

– Дожжжь.

– Ты же не москвичка. Зачем тебе это?

– А ты зануда. Теперь – москвичка. Так надо. Ты что, не понимаешь, что здесь все друг друга знают? Сразу определяют, кто откуда.

– Знают?

– Конечно. Меня по свекру знают. А ты никогда не будешь своим.

– Свекор… Ты говорила, он же из Конторы.

– Слушай, чего ты морщишься? В разведке тоже люди работают. И я скажу тебе, заруби себе на носу – там работают очень хорошие люди.

– Вполне допускаю.

– Вот и умничка.