Отвергнутый дар

Вселенцы различаются по комбинации тела и сознания: мужское сознание в мужском теле, мужское сознание в женском теле. Ещё один вариант: перенос взрослого сознания в детское тело. Тут две возможности: в собственное тело надцатилетней давности, либо в чужое, подвернувшееся случайно. Или не совсем случайно.

Что отличает многие произведения ПФ независимо от половой принадлежности героев и авторов? Ответ грубый и простой - косяки, которые уже стали нормой. Посредственный язык, отсутствие стиля и сложные отношения с матчастью: авторы либо вообще забивают на историческую реальность, либо намертво влипают в заклепкометрию. Ещё - душевная глухота персонажей, неспособность к эмпатии и - шире - отсутствие психологической достоверности.

Вообразите, что некая сила сдернула вас с налёжанного диванчика или утащила из офиса. Из места, где тепло, светло, вкусно пахнет кофе и ксероксом, вы перенеслись... ну, допустим, на полярную станцию в Антарктиде. Там тоже тепло и светло, вокруг замечательные люди, готовые помочь, от родного дома вас отделяет т о л ь к о расстояние - и как? Очень многих накроет шок просто от перемены обстановки. Необъяснимой перемены. Какая сила сделала это с вами? Почему, за что, остановится ли на этом? Неизбежные вопросы, верно?

А если мир чужой или наш, но эпоха далёкая и тревожная? Если нет возможности не то что вернуться, хоть весточку подать близким - как ощущения? А дома беременная жена или папа в деменции. Да просто такса, которую нужно кормить и выгуливать.

И знаете что? Не тоскуют наши попаданцы по родному миру, словно они сиротки, а из живности в дому только тараканы. Кто не верит, рекомендую 'Средневековую историю' Галины Гончаровой - один из эталонов женского попаданчества, круче только 'Лейна'. В нашем мире героиня попадает в страшную автомобильную аварию и переносится в мир иной. Придя в сознание девушка думает о разных вещах: критикует убранство покоев, удивляется неумелости сиделки, досадует, что вынуждена пользоваться подкладным судном, сожалеет, что всех господ ликвидировали в 1917 году. Вот только о родителях, которые были с ней в машине - не вспоминает. Даже и вопросом не задаётся, как они там, живы ли.

Ладно, а после переноса? Что чувствует обычный попаданец на пороге нового мира? Азарт, страх, отчаяние, жажду приключений и открытий? Не всегда, и даже крайне редко. От большинства книг ощущение будто герои уровень в игре проходят. А игрушка, она игрушка и есть - чувства куцые, опасности не настоящие. Всё понарошку.

А ведь у вселенцев ко всему добавятся свои, особые сложности. Человеческий мозг развивается примерно до 28 лет. Гормональный фон мужчины и женщины, подростка и старика различается очень сильно. Ну и? Как ощущения, когда сознание шестидесятилетнего наложится на детский мозг? Нигде не жмёт? Про гормоны не буду - и так всё ясно.

Ладно, отставим пока в сторону изобразительную, фактическую и психологическую точность, поговорим об этике. Потому что, вот жил в иномирье человек, 'воевал, гулял по парку, пил вино с друзьями' (с), а потом фигак - пришлый разум вытеснил хозяина тела. Отчасти кража, отчасти убийство, верно? Но как думаете, тревожит героев этическая неоднозначность? Чаще нет, чем да.

Не поймите превратно, я не хочу сказать, что авторы совсем не думают об этом. Как правило, используется вариант 'тело живо, а душу вынесло вон' и попаданец из нашего мира занимает оболочку, как беженцы опустевшую хату - деваться некуда, да и не пропадать же добру. Или как в 'Доме последней надежды' Карины Дёминой, где пришелица из нашего мира некоторое время сосуществует с умирающим сознанием хозяйки тела и берёт на себя груз её забот и обещаний. Или как у Василия Кононюка в 'Ольге', где чужое сознание помогает окрепнуть слабому рассудку героини. Или как у Оксаны Демченко в 'Мир в подарок', где сознание героини выдёргивает в свой мир молодая ведьма.

Однако. Беда в том, что таких произведений немного. А большинство авторов этикой и психологической достоверностью не заморачивается. Типовая фантастика про вселенцев - 'Дитё' и 'Комсомолец' Владимира Поселягина.

'Дитё' - герою тридцать пять, он майор ГРУ в отставке, попадает в собственное детское тело. И первое что делает очнувшись - затевает фаллометрию с доктором. Психологически очень достоверно, суровые профи только так себя и ведут. 'Комсомолец' - в нашем мире герой теряет семью и сам сгорает заживо, возрождается в теле пятнадцатилетнего подростка в 1940 году. По поводу гибели семьи рефлексий минимум, автор обозначил горе полудюжиной предложений - и будет с читателя. Мальчишке, которого герой 'заместил' - ни тени участия, ни мысли о нём.

Знатоки жанра скажут, что Поселягин не самый талантливый автор, а ориентироваться нужно на лучших. И ошибутся: если на флоте скорость эскадры определяется скоростью самого тихоходного судна, то качество литературы определяется количеством плохих книг в этом жанре. Поселягин очень слабый писатель, но плодовит и любим издателем - соответственно он один из тех, кто формирует стандарт попаданческой литературы.