Отверзи ми двери

Она схватила его за руку, протащила по темному, хрипящему пластинкой коридорчику, и распахнула дверь в комнату. Посреди нее в коляске лежал распеленутый младенец, а возле стола с разложенными на нем пеленками, спиной к окну - лица не разглядеть - маленькая, круглая, из нескольких шаров составленная женщина, в халатике, в тапочках на босу ногу.

- Вот он! - Вера схватила Льва Ильича за волосы и дернула вниз. Кланяется тебе - у тебя остается. Мое тебе завещание на этом свете. Поздно схватилась, да, видишь, успела...

Ошеломленный Лев Ильич только глазами моргал.

- Ты не смотри, что он такой тихий, - все держала Льва Ильича за волосы Вера, - он, знаешь, что у Юди учинил! Им на целый год хватит расхлебывать. Ну что ты, я такого в жизни не слышала!.. Ты лучше на нашу Варвару погляди, а? Наташк, смотри, как на мужика вытаращилась! Понимает настоящего мужика - ну девчонка, а, Лев Ильич!..

Крошечная девочка сучила толстенькими ножонками, пускала пузыри, не сводя глаз с Льва Ильича.

- Нет, Наташка, - захохотала Вера, отпустив Льва Ильича, - ты только посмотри на него, а? Покраснел, ну покраснел же!..

- Ладно тебе, - оборвала ее Наташа и бросила на девочку пеленку, которую та тут же ножонками сбросила. - Ты мне ее напугаешь. Идите на кухню, я ее только перепеленаю.

- Ну разве не чудо! Трехмесячную девчонку нагишом увидел - покраснел! - не унималась Вера.

- Ладно тебе, - повторила Наташа.

- Господи, Наташа! Ну может ли такое быть, что я больше никогда всего этого не увижу? Тебя толстуху, с Варькой не поговорю, с этим чудаком больше не поцелуюсь, пластинки эти идиотские... Ты под них, Лев Ильич, под них учился танцевать?.. А мы с Наташкой в седьмом классе на первой танцплощадке... У нее - не у меня, у нее! - кавалер был, а на меня и не посмотрели, а? Ну что она против меня!.. Отдашь пластинки, я тебе взамен Льва Ильича оставлю сторговались?.. А то еще мне Варьку впридачу, зачем она тебе, а? Вы со Львом Ильичем еще не таких наделаете!..

Девочка еще раз брыкнула ножками, сморщилась, покраснела и неожиданно басом закричала.

- Уходите! - разозлилась Наташа. - Я сказала, что ты ее напугаешь... Я сейчас.

На маленькой кухоньке на столе стояли две бутылки портвейна, разрезанный торт, яблоки.

- Бабьи поминки, - сказала Вера. - Выпей за меня, - и расплескивая вино на клеенку, налила ему полный, с верхом стакан.

Красивая была женщина Вера Лепендина, в девичестве Никонова: и рассыпавшиеся сейчас по плечам темно-русые волосы, и зеленые, непрестанно менявшиеся глаза с небольшой косинкой над широкими скулами, и тонкие брови над ними, и чуть оттопыренная нижняя губа, а под ней ямочка на подбородке, и стройная шея в глубоком вырезе платья над высокой грудью, и угадываемое под легким платьем сильное тело... Да уж чего там было гадать Льву Ильичу.

- И я с тобой выпью, - подняла она свой стакан. - За меня - не пожалеешь... что выпил?.. Ну вот и спасибо. Уважил... Значит, первая моя мысль была тебя увидеть - сбылось! Помнишь, как ты мне там, у отца Кирилла, когда соблазнять вздумал - ты меня или я тебя, кто кого соблазнил? - ты тогда сказал, что умеешь глянуть разок, отвернуться, а потом на свободе рассматривать, пока не сморгнешь?.. Ну вот и я теперь так - нагляжусь на тебя на этом свете, а потом вовсе моргать не буду. Это первая моя мысль была. Вторая - чтоб ты выпил за меня. Видишь, и она сбылась. Ну а уж третья, как Бог даст, я тебя и так не забуду. Так даже лучше... Чтоб больше ничего такого не было, чтоб без обмана... Напугался? Эх ты, миленький, да не трону я тебя...

- Что с тобой, Верочка, я ничего понять не могу. Ты и там, у этой... Эппель, все что-то недоговаривала, все что-то начинала и сама себя обрывала, и теперь...

- У Эппель! А признайся, Лев Илич, что ты там про меня подумал - что я из ее гнезда курочка? Подумал ведь? А у меня, вишь, Наташка есть. Во как все перепутано...

Она вдруг села за стол, враз потухла, вытащила из пачки сигарету, зажгла спичку и, затянувшись, совсем другим голосом сказала:

- Правильно подумал. В том-то и дело, что я оттуда.

Смутная догадка мелькнула у Льва Ильича, он ее тут же отогнал, но она вернулась, и он сразу вспомнил рассказ Веры о себе, в котором что-то не было договорено, и то, как странно она начинала и бросала что-то, не досказав, в комнате с мебелью "Людовика ХV", и то, как просила его непременно снова прийти туда, хотя и видела, что ему это трудно, будто бы для того, чтоб что-то решить...

- Не может быть! - сказал он, глядя в ее, вдруг ставшие холодными, безразличными ко всему глаза.

- Понял? Ну и слава Тебе, Господи, мне легче - не объяснять.

- Не может быть, - повторил Лев Ильич, - я ж тебя так знаю...