Отверзи ми двери

- Ну а как же. На то мы и люди, и все как один недостойны. Молишься иной раз за кого-то - такая теплота на сердце, легкость - знаешь, твердо знаешь, веруешь - услышано. А другой раз силой себя заставляешь, тягостно бывает. Но ведь - я вам как себе скажу,- он взял Льва Ильича за локоть, - но разве всякий раз моя молитва, просьба исполняется?.. И всегда ли вслед за этим ты понимаешь, что не от Бога - в тебе все дело, а если к тому же с таким человеческим несчастьем столкнешься - почему не услышано?.. Всегда ли мы живем в Его присутствии, разве не находим каждый день и каждый час тысячи дел и мыслей, которые нас от Него отвлекают? А если так, можно ли говорить о своей любви к Богу, о подлинной вере в бессмертие и в то что нас ждет т а м? Кабы было не так, разве мы б еще о чем-то способны были думать, хоть на что-то себя отвлекать и рассеиваться - на что бы то ни было, но не о Боге, не о ближнем? И разве это эгоизм, как иной раз говорят о тех, кто, мол, занимается только спасением собственной души? "Стяжи мир в душе и тысячи вокруг тебя спасутся", - учил преподобный Серафим. Вот вам две заповеди - о любви к Богу и к ближнему. Первая и вторая, подобная ей. А ведь коль мы какую-то иную нарушим, мы и эти - важнейшие не соблюли. Вот в чем печаль и вся наша тягость. А вы молитесь, Лев Ильич?

- Нет, - сказал Лев Ильич, - вот именно так, как вы говорите: случайно, в суете и самых ничтожных помышлениях... Но знаете, как только влетит в голову имя...

- И что? - быстро спросил отец Кирилл.

- И что?.. Ничего... Нет, как же... как же! Я вон дважды - ночью и сейчас, как вас дожидался, вспомнил и сразу... Отец Кирилл, а ведь верно - сразу все и исполнилось!

- Имя Божие имеет невероятную силу. Отцы говорили, что если бы человек почаще призывал имя Божие, он бы и в прегрешенья не впадал. Да другого оружия у нас и нет и быть не может - чем еще бороться с грехом? Не говоря о том, что у вас и времени на грех не останется, если оно будет занято молитвой...

Они уже шли по бульвару, мимо пустых скамеек, да и людей что-то в этот час было немного - грязно еще, вот и детей нет, пенсионеров...

- Давайте посидим, - предложил отец Кирилл, - вы, я гляжу, бледный какой-то - нехорошо вам?

У Льва Ильича действительно кружилась голова, ноги дрожали: "Перекурил" решил он.

Они сидели на скамейке, как в прошлый раз, только теперь был день, и тогда, словно бы, Лев Ильич себя чувствовал потверже, крепче. А сейчас и курить не хотелось, да он, дожидаясь, сигарету изо рта не выпускал, можно было и передохнуть.

- Вы серьезно это, отец Кирилл? - спросил Лев Ильич. - Я этого понять не могу. Чтоб сейчас, в нашей сегодняшней жизни, в том, что в нас и вне нас, но вокруг происходит, так вот всерьез говорить, думать - жить в Боге и с Богом, молиться - это все нереальность какая-то...

- Трудно, конечно. Ну а что думаете, раньше, да и когда раньше - сто, тысячу лет назад, две тысячи - не то же самое было? Человеку всегда трудно соотнести свою жалкую жизнь с этими идеальными требованиями. Но если вдуматься - только они реальность, как бы ни казались неисполнимыми, а наша каждодневность со всей ее обыденщиной - призрачна... Я вижу, Лев Ильич, как вам тяжело. Вы знаете, что с вами происходит? В вас вы прежний умираете, стремительно, очень быстро - отсюда и болезненность, прямо агония такая. Уж я запомню ваше лицо, когда вы сейчас выскочили ко мне из-под колеса. Но это все верно, Лев Ильич, дай вам Бог силы. Сознание вины, греха - это и открывает путь...

- Да какой путь, - с горечью сказал Лев Ильич, - какой же путь, когда я все время в то самое, что вы называете призрачностью - в нее и тычусь, здесь и спотыкаюсь, ну куда мне о высоком думать, предъявлять себе идеальные требования, когда я не в состоянии справиться с элементарным, что мне на каждом шагу попадается?..