Ответ знает только ветер

С запиской в руке я подошел к большому окну, раздвинул занавеси и стал смотреть на аэропорт Лохаузен, на его вращающиеся по кругу белые огоньки и другие, неподвижные — зеленые, красные и голубые. Я присел к телефону так, чтобы розы оказались у самого лица, но чтобы при этом видеть и аэропорт. Записку, выпавшую из конверта, я держал в руке, когда попросил девушку на коммутаторе гостиницы соединить меня с Каннами. А сам в который раз перечитывал корявые буквы послания:

Люблю тебя всем сердцем и на всю жизнь — Анжела.

Левая стопа начала побаливать, не очень сильно.

Телефон зазвонил.

— Канны на проводе, господин Лукас. Говорите.

— Анжела!

— Роберт! Наконец-то. Я жду уже несколько часов.

— Я не мог позвонить раньше.

— Я готова была бы ждать еще столько же. Хоть всю ночь. Я сижу в кресле-качалке на террасе. Здесь так тепло, Роберт! Если бы ты мог сейчас оказаться тут. Ночь великолепна. И я так скучаю по тебе.

— А я! — Стопа показалась мне свинцовой. И в ту же секунду я почувствовал сладкий аромат роз. — Спасибо за цветы, Анжела. И за слова в записке.

— Это я благодарю тебя. За розы. И за слова.

— Ты сейчас видишь огни города, да?

— Да, далеко внизу. И огоньки на судах и вдоль шоссе у хребта Эстерель.

— А мне видны огни аэропорта. И я воображаю, будто это те самые огни. Тогда мне кажется, будто я рядом с тобой.

— Милые мои огоньки, — сказала Анжела. — Как у нас с тобой много всего, правда? У меня есть ты, у тебя я. Наше счастье. И эти огоньки, которые будут нас объединять каждую ночь, когда мы говорим друг с другом по телефону, пока ты не приедешь ко мне.

— Да, Анжела.

— Когда ты приедешь?

— Еще не знаю. На этот раз придется задержаться подольше.

Молчание.

— Анжела!

— Да…

— Ты меня не поняла?

— Поняла.

— Почему же не ответила?

— Не могла. Я… я заплакала. Правда, Роберт, я так хотела держаться мужественно, когда ты скажешь, что придется подольше там задержаться. Я ведь знала, что ты так скажешь.

— Откуда?

— О тебе я многие вещи просто знаю, и все. Я хотела быть мужественной и говорить весело, чтобы развеять твою тоску. Но не получается.

В эту минуту прямо к моему окну направился самолет с мигающими габаритными огнями и в последнюю секунду круто взмыл в ночное небо.

— Здесь как раз взлетает самолет.

— Здесь тоже. Именно в эту минуту. Он летит пока еще очень близко и низко. Пускай это будет для нас добрым знаком. Для нас и нашей любви. Для нашего будущего. Давай поверим, что Бог нас простил и станет нас защищать.

— Мы должны в это верить.

— Роберт…

— Да?

— Предупреждаю: теперь ты от меня не отвяжешься. Никогда. Пока я дышу, я буду любить тебя. Только тебя. Что сказал адвокат? Расскажи.

— Все будет очень трудно, Анжела.

— Я знала, что будет нелегко. Но все же: как обстоит дело?

Я пересказал ей все, что сообщил мне Фонтана. И заключил свой рассказ словами: «Ты не представляла себе, что это будет так сложно, да?»

— Я думала, будет во сто крат хуже. Что тут вообще такого уж страшного, Роберт? Твой друг сказал, что никто не может нам запретить любить друг друга и жить вместе. Разве это не самое главное? Разве это вообще не все, чего мы хотим?

— Но если я буду работать, я не смогу всегда жить в Каннах, Анжела. Об этом мы оба не подумали.

— Я-то подумала, — сказала она. — И поеду с тобой туда, куда тебя пошлют.

— Но ведь ты говорила, что никогда не покинешь Канны.

— Тогда в моей жизни еще не было тебя. А теперь Канны мне безразличны. Совсем. Я могу работать повсюду. В любом большом городе, где есть богатые люди. В Дюссельдорфе ведь их тоже хватает, верно?

— Да.

— Значит, пусть будет Дюссельдорф. Твоей жены я не боюсь. То есть того, что она тоже живет в Дюссельдорфе.

— Но покамест ты останешься в Каннах. А я приеду к тебе. Я подумаю, нельзя ли как-то припугнуть Карин.

— Нельзя.

— Что «нельзя»?

— Не говори так! Твой адвокат наверняка прав, но ты не можешь, не имеешь права так поступить: причинять ей неприятности, не давать денег и так далее. Я не хочу, чтобы ты делал все, что тебе советует твой адвокат. Многое придется, я понимаю, но не все. Например, телефон, счет в банке. И еще кое-что. Но ты не можешь оставить свою жену без средств к существованию.

О, Анжела, подумал я. С тех пор, как Фонтана потребовал этого, я все время твердил себе, что я не могу, не имею права так поступить. И вот теперь то же самое сказала Анжела, имевшая все основания разделить мнение Фонтана.

— Ты должен платить за квартиру и за страховку и давать ей столько денег — их можно переводить на ее счет в банке, — чтобы она жила безбедно. Обещай мне, что ты так и сделаешь. Сколько ты зарабатываешь, Роберт?

Я сказал.

— Тогда дай ей еще полторы тысячи.

— Полторы тысячи? С платой за квартиру и страховкой это составит три тысячи! Это слишком много! Тогда она никогда не согласится на развод, — заявил я, а сам мысленно благодарил Анжелу, благодарил от всего сердца, потому что и сам думал именно о такой сумме.

— Она быстрее согласится на развод, когда убедится, что ты не подлец и не бросаешь ее на произвол судьбы. А тебе вполне хватит оставшегося.