Ответный удар (Послешок)(Повторные толчки)

Люди работали в полях. Этого и следовало ожидать, учитывая приближающееся время сбора урожая. Чего нельзя было ожидать, так это того, что другие люди — все мужчины — стояли на страже в полях, чтобы убедиться, что никто из рабочих не сбежал. Охранники были вооружены и выглядели настороженными. Сколько ферм в Германии использовали рабский труд до этого последнего раунда боевых действий? Сколько из них продолжали делать это даже после того, как рейх превратился в пыль? Очевидно, довольно много. С точки зрения фермеров, почему бы и нет? Германия оставалась независимой от ящеров; кто собирался сказать им, что они больше не могут этого делать?

“Да, клянусь Богом", ” пробормотал Мордехай. Отейшо повернул один глаз в его сторону. Когда он больше ничего не сказал, младший офицер Ящерицы расслабился и сосредоточил свое внимание на своих самцах. Они были ветеранами; Анелевич мог видеть это по тому, как они вели себя. Тем не менее, он задавался вопросом, взял ли он с собой столько же огневой мощи, сколько было у Густава Клюге на ферме. Люди Клюге тоже могли быть ветеранами: демобилизованными солдатами, ищущими работу, которая позволила бы им прокормиться.

Один из охранников, в гражданской рубашке и, конечно же, в серых полевых брюках вермахта, направился к Анелевичу и Ящерицам. В уголке рта у него была сигарета, а за спиной висела штурмовая винтовка. Держа руки подальше от оружия, он задал неизбежный вопрос: “Был ли это лос?”

“Мы ищем некоторых людей", ” ответил Анелевич. Он старался говорить по-немецки, а не на идише. Люди Клюге все равно не любили бы его; они любили бы его еще меньше, если бы — нет, когда — они узнали, что он еврей.

“В наши дни многие люди таковы”. Охранник немного наклонился вперед, являя собой воплощение наглости. “Почему мы должны их отпускать, даже если ты их найдешь? Если у них есть трудовые контракты, приятель, они здесь на весь срок, и если тебе это не нравится, ты можешь подать на это в суд”.

“Это моя жена и дети", — натянуто сказал Анелевич. “Берта, Мириам, Дэвид и Генрих — вот их имена”. Он не назвал своей фамилии; это сказало бы слишком много.

“А ты кто такой, черт возьми?” — спросил охранник. Вопрос прозвучал не так неприятно, как мог бы прозвучать. Следующее предложение объясняло, почему: “Вы, должно быть, кто-то, если привели с собой ручных ящериц”.

Один из пехотинцев, как оказалось, немного говорил по-немецки. “Мы не ручные", — сказал он. “Двигайся неправильно. Ты увидишь, какие мы не ручные". Его голос звучал так, словно он надеялся, что охранник сделает неверный шаг.

Из фермерского дома вышел дородный седовласый мужчина, который шел с тростью и странной, раскачивающейся походкой, что означало, что он потерял ногу выше колена. Охранник повернулся к нему с чем-то похожим на облегчение. “Вот герр Клюге, босс. Ты можешь рассказать ему свою историю.” Он отошел в сторону и позволил фермеру говорить самому.

У Клюге были одни из самых холодных серых глаз, которые Анелевич когда-либо видел. “Кто ты, и что ты делаешь, приходя на мою землю с солдатами-Ящерами за спиной?”

“Я ищу свою жену и детей”, - ответил Мордехай и назвал их имена, как и положено охраннику.

“У меня нет работников с такими именами”. Клюге говорил с полной уверенностью — но тогда, как рабовладелец, он бы так и сделал.

“Я собираюсь посмотреть”, - сказал Анелевич. “Если я найду их после того, как ты скажешь мне, что их здесь нет, я убью тебя. Никто не скажет об этом ни слова. Вы можете отнести это в банк — или в Жемчужные врата. Ты меня понимаешь? Ты мне веришь?”

Немец либо у вашего горла, либо у ваших ног. Так гласила поговорка. Мордехай наблюдал, как фермер рушится у него на глазах. Клюге был на вершине в течение целого поколения — вероятно, с тех пор, как оправился от раны, которая стоила ему ноги. Он больше не был на вершине, и ему не понадобилось много времени, чтобы понять это. Внезапно охрипшим голосом он спросил: “В любом случае, кто вы такой?”

Теперь пришло время сбросить маску. Мордехай улыбнулся улыбкой, в которой были одни острые зубы. “Кто я?” — повторил он, позволяя себе соскользнуть с немецкого на идиш. “Я Мордехай Анелевич из Лодзи, вот кто я такой. И если ты думаешь, что я не пристрелю тебя, как только посмотрю на тебя, то ты, черт возьми, не в своем уме.”

“Жид!” — воскликнул охранник, из-за чего его чуть не убили на месте.

Вместо этого Анелевич просто снова улыбнулся. “Да, я жид. И как вы думаете, сколько я должен Третьему рейху после всего этого времени? Я могу забрать маленький кусочек этого прямо сейчас. Говори, Клюге, если захочешь когда-нибудь снова увидеть свою фрау.”

Если бы его жены и детей здесь не было, это громовое бахвальство не принесло бы Мордехаю никакой пользы. Даже если бы у Клюга хватило смелости, это могло бы не принести ему никакой пользы. Но фермер указал мимо большого дома, где его жена и дети, без сомнения, жили в комфорте, несмотря на бедствие, обрушившееся на их страну. “Там, на том поле ржи. Я обнаружил, что объединение семей помогает мне извлечь из них максимальную пользу”.