Ответный удар (Послешок)(Повторные толчки)

“А у тебя есть?” — бесцветно сказал Мордехай. “Какой ты классный парень. Веди меня к ним. Если ты лжешь, то с этого момента кому-то другому придется махать за тебя хлыстом. А теперь пошевеливайся и скажи своим приятелям с винтовками, чтобы они не становились милыми, иначе у них будет один слишком взвинченный босс.”

Клюге повернулся и начал кричать во всю глотку. После этого Анелевича больше всего беспокоило то, что охранник попытается убрать нескольких Ящериц, и ему будет наплевать на то, что случилось с парнем, который платил ему зарплату. Но этого не произошло. Медленным, тяжелым шагом Клюга они направились по тропинке к тому полю ржи.

Сердце Мордехая билось все быстрее и быстрее. Прежде чем они ушли очень далеко, он начал выкрикивать имя своей жены и своих детей. У него не было легких, которые могли бы сравниться с легкими немецкого фермера. Но ему не пришлось кричать больше пары раз, прежде чем на поле появились головы. А затем четыре фигуры, три довольно больших размера и одна поменьше, побежали через поле к нему.

“Зерно…” — сказал Клюге страдальческим тоном. Он мог умереть прямо там; Анелевич начал поворачивать дуло своей винтовки в его сторону. Но еврейский боевой лидер остановил это движение, и немец продолжил: “Вы увидите, что с ними не обращались плохо”.

”Я бы лучше", — прорычал Мордехай. Потом он тоже побежал.

Его первой мыслью было, что его жена, сыновья и дочь болезненно худы. Следующим его замечанием было то, что они были одеты в лохмотья. После этого он на некоторое время перестал думать. Он обнимал их, целовал и говорил столько глупостей, сколько требовалось, и с восторгом слушал, как они тоже говорили глупости. Наблюдающие Ящерицы, несомненно, ничего не понимали.

А затем, когда к нему вернулись крупицы здравого смысла, он спросил: “С тобой все в порядке?”

“Могло быть и хуже”, - ответила его жена. Берта Анелевич кивнула Дэвиду и Генриху. “Он, конечно, знал, что мы евреи. Но он все равно кормил нас — ему нужна была от нас работа”.

“Он купил нас”, - возмущенно сказал Дэвид. “Он купил нас за большую кучу хлеба у солдат, которые нас держали. Сначала он посмотрел на мамины зубы. Клянусь, он это сделал. Она могла бы быть лошадью, ему было все равно.”

К ним подошел Густав Клюге. “Все так, как я вам говорил”, - сказал он Анелевичу, настолько близко к прямому вызову, насколько это не имело значения. “Они здесь. У них все хорошо. С ними не обращались плохо. Я обращался с ними так же, как и со всеми остальными, кто работает на меня”.

Даже несмотря на то, что они евреи. Это повисло в воздухе, хотя он этого и не сказал. Мордехай не смог удержаться от собственного замечания: “Я не уверен, что эти последние две вещи — одно и то же — я совсем не уверен”. Но немецкий фермер — владелец плантации, подумал Анелевич, вспомнив "Унесенные ветром", — не солгал слишком экстравагантно.

“Возьми их. Если они твои родственники, забери их”. Клюге сделал толкающие движения рукой, не сжимающей трость, как бы говоря, что он хотел, чтобы семья Мордехая покинула его ферму как можно быстрее.

Отейшо и другие Ящерицы тоже подошли. Они все еще держали свое оружие направленным на Густава Клюге. Младший офицер спросил Анелевича: “Все хорошо? Ты нашел свою пару и детенышей?”

“Это очень хорошо. Я благодарю вас. — Мордехай принял почтительную позу. “Да, это моя пара. Это мои детеныши.”

Генрих Анелевич изучал язык ящериц в школе в Лодзи, еще когда там была школа, еще когда была Лодзь. Он тоже склонился в почтительной позе. “И я благодарю вас, высокочтимый сэр”, - сказал он.

Это, казалось, забавляло и радовало пехотинцев. Рты трех или четырех из них открылись от смеха. Серьезно Отейшо ответил: “Детеныш тосевита, добро пожаловать”.

Генрих вернулся к польскому языку и спросил: “Отец, ты что-нибудь знаешь о Панчере? С ним все в порядке?” Ящерицам он объяснил: “У меня есть беффел. Я назвал его в честь лендкрузера на моем языке.” Это снова заставило солдат рассмеяться.

Мириам сказала: “Не приставай сейчас к своему отцу из-за этого глупого животного".

Но Мордехай сказал: “Это не проблема. Собственно говоря, Пансер вернулся в мою палатку. Он был у офицера Расы. Я услышал, как он пищит, и начал задавать вопросы о том, где его взял самец, и это помогло привести меня сюда”.

Генрих издал торжествующий возглас, доказывающий, что с ним все в порядке. “Ты видишь? Пансер снова помог спасти нас, даже когда заблудился.”

Дэвид сказал: “Где мы будем жить? Что мы будем делать? Лодзи больше нет.”

“Я не знаю", ” ответил Мордехай. “Я был на поле боя еще до того, как начались боевые действия, и я искал тебя с тех пор, как они закончились”. Он покачал головой. У него кружилась голова, он был пьян, хотя не пил ничего крепче воды. “И знаешь, что еще? Меня это не очень волнует. Мы снова вместе. Это все, что действительно имеет значение".

“Мы можем сейчас пойти куда-нибудь, где есть настоящая еда?” — спросил Дэвид.