Овод (трилогия)

— Еще подарок! — воскликнула девушка, беря сверток, который положил около нее Феликс. — Но вы же обещали не делать мне больше подарков!

— В Новый год все обещания нарушаются! — беспечно отвечал он, угрюмо наблюдая, как она развязывает сверток.

Кто бы мог заподозрить, что она способна на такую жестокость? Бросить в лицо старику, своему гостю, его мучительную и постыдную тайну!.. А Рене? Кто дал ему право рассказывать Маргарите секреты Маршана?

Внезапно лицо его прояснилось. Какая нелепая мысль пришла ему в голову! Ей, конечно, никто ничего не говорил, — это доказывают ее слова. Если б только Маргарита знала, она, конечно, не коснулась бы этой темы. Она задела больное место в полном неведении. Как он мог подумать, что Рене проболтался? На Рене можно положиться.

Восторженный возглас Маргариты прервал его размышления:

— Какая прелесть! И как вы догадались выбрать душистый майоран? Рене, наверное, сказал вам, что это мои любимые цветы. Посмотрите-ка, доктор!

Белая шаль, очень тонкая и мягкая, была расшита по краям цветами душистого майорана. Когда Маргарита развернула блестящие складки, оттуда выскользнула карточка. Она подняла ее и пробежала написанное на ней четверостишие. Потом перечла его еще раз, растерянно хмурясь.

— Это ведь по-английски? Какое странное написание слов! Должно быть, это старинные стихи? Нет, дайте я попробую прочитать сама.

Феликс наклонился над Маргаритой и стал объяснять ей непонятные слова. Он стыдился своих несправедливых подозрений.

Цветы майорана —Цветы добродетели —Наряд твой девичийУзором расцветили.

Девушка подняла глаза, щеки ее порозовели.

— Какая прелесть! Где вы их отыскали?

— Это всего-навсего английские стихи, которые вы презираете. Вы найдете их в одной из этих отвергнутых вами книг. Маргарита подняла руки вверх.

— Сдаюсь! Я покорна, как граждане Кале, и завтра же возьмусь за самую толстую книгу. Вы глядите на меня с сочувствием, доктор, и вы совершенно правы — смотрите, какая она толстая.

— Впервые слышу, что Маршан способен смотреть на кого-то с сочувствием, — сказал вошедший с Бертильоном Рене. — Майоран, Феликс? Но ведь вы говорили, что на шали будут маргаритки?

— Я передумал, — ответил тот. — Не люблю маргаритки.

— Не любите маргаритки? Но почему же?.. — в один голос удивленно воскликнули брат и сестра. Феликс рассмеялся.

— Неужели это такое преступление? Нет, я их люблю, но они смущают меня. У них такие ужасно большие чистые глаза, что я пугаюсь при мысли, сколько тайн им должно быть известно…

— Да, но они умеют молчать, — заметил Маршан. На другой день Рене увидел, что Маргарита пробует читать Чосера.

— Его язык слишком архаичен, — сказал он. — Не попробовать ли нам Шекспира? Можно выбрать какую-нибудь пьесу и читать ее в лицах.

— Но он заикается.

— При чтении — никогда. Я не представлял, как могут звучать английские стихи, пока не услышал его.

Когда пришел Феликс, Маргарита предложила читать Шекспира.

— Если уж я обречена изучать английские стихи, я хочу послушать, что из них можете сделать вы. Рене утверждает, что в вашем исполнении самые плохие звучат великолепно. Это правда, что в Манаусе вы мучили Рене Мильтоном, а он полюбил его? Я послушная ученица, но предупреждаю — Мильтона читать не буду. Это мое окончательное решение.

— Когда у Рене был приступ лихорадки, я развлекал его «Самсоном». Надеюсь, он ему понравился; но, как бы то ни было, эти стихи мне слишком дороги, чтобы расточать их на легкомысленную девицу, неспособную их оценить. Вас ждет «Генрих Шестой» — все три части — в наказание за непочтительность к Мильтону.

— Смилуйтесь над ней, — запротестовал Рене. — Это слишком жестоко. Давайте возьмем «Ричарда Третьего», над ним по крайней мере не уснешь.

— Нет, я не позволю обучать свою ученицу бранным словам.

— Боитесь, как бы она не использовала их, если вы засадите ее за Мильтона?

— Да, например «паук раздувшийся» — подходит? Конечно. Но смею заметить, кривая з-злая жаба может оказаться чувствительной. Нет, мы возьмем «Генриха Пятого» — будет урок английского языка, и только — Вы, мадемуазель, будете принцессой Катариной, она тоже недолюбливала английский язык. А Рене будет Флюэлленом.

Рене посмотрел на Феликса и рассмеялся.

— «Коль скоро ваша милость честный человек»? И даже если ваша милость не таковы. Не огорчайся. Ромашка, «Генрих Пятый» — вещь вполне сносная.

— Что-то не верится, — надувшись, ответила Маргарита. Ее и Феликса охватило какое-то буйное веселье. За ужином они наперебой поддразнивали друг друга, а когда со стола было убрано и книги открыты, они никак не могли успокоиться. Пока читался пролог и диалог двух епископов, они вели себя как расшалившиеся дети, подзадоривая друг друга на всякие глупости. Маргарита впервые показала Феликсу, как она умеет перевоплощаться, и архиепископ кентерберийский в ее исполнении был таким великолепным шаржем на отца Жозефа, что при словах:

Господь и ангелы его священныйВаш трон да защитят…