Кажется, пока спокойно. И вот мы с Иваном шагаем по полю (без него я бы и дороги не нашел к старшине). Миновали минометчиков, артиллеристов. Под ногами - давно не езженная, заросшая травой проселочная дорога. Удивительно все-таки, как хорошо даже в двух километрах от переднего края. Я сломал ивовый прутик, щелкаю им по травинкам, прутик легонько посвистывает. Тепло. Солнечно.
Зелено кругом. Входим на опушку леса, сворачиваем влево.
Здесь стоит с обозом старшина. У него идеальный порядок.
Дорожки посыпаны песком, повозки с задранными дышлами выстроились под навесом. Под другим навесом - две походные кухни, там же сложена печь, выбеленная известкой.
При входе в "хозяйство" старшины стоит на посту ездовый Дементьев. Давно я не видел этого старательного, опрятного солдата.
- Здравствуй, Дементьев!
- Здравствуйте, товарищ капитан! - радостно улыбается он.
- Где старшина?
- В землянке.
Иду дальше, думаю: "Молодец старик, хорошо, прочно устроился".
Однако не успеваю сделать пяти шагов, как замечаю второго часового: с винтовкой в руках стоит повар Гафуров.
Маленький, смешливый, смотрит на меня круглыми, как у птицы, карими глазами, щурит их, губы шевелятся, готовые растянуться в улыбке; Гафуров старается придать лицу строгое выражение, а не выходит у него это.
- Ты что стоишь? - спрашиваю у него.
- Не знаю.
- Как это не знаешь?
- Старшина велел стоять.
- Та БОНЫ уси ьа посту! - удивляется Иван. - Мабуть, диверсанты напали, чи шо?
И тут я замечаю, что кругом - и возле повозок, и возле кухонь - всюду стоят с винтовками ездовые, писарь, каптенармус, оружейник и даже Киселков.
- Что у вас тут творится? - спрашиваю я у писаря Кардончика. - Почему вы все вдруг на карауле?
Тот пожимает плечами:
- Такое распоряжение старшины.
- И давно вы так?
- Уже, наверное, будет полчаса.
Старшину я нашел в землянке. Он без гимнастерки, рукава нижней рубашки закатаны по локоть, в руках у него лопата. Старик роет посреди землянки яму. Она уже довольно глубокая, чуть не по пояс ему.
- Ты что роешься, клад ищешь?
Бросив лопату, старик вылезает из ямы. Садимся на нары, закуриваем.
- Я для нашего батальонного юбилея, как ты приказал, водку спрятал, а они, паразиты, - он кивнул на дверь, - стащили у меня целую флягу.
- Кто?
- А поди узнай! - устало машет он рукой. - Я их всех обнюхал, ни от кого не пахнет, а водка пропала.
- От паразиты! - притворно всплескивает руками Иван.
- Но, может быть, никто ничего и не брал, - говорю я,
едва сдерживая улыбку.
- Ну да, не брал! Ты, командир, не заступайся за них.
Я заметку сделал, отлили.
- А яму зачем роешь?
- Я в нее водку сейчас закопаю.
Теперь я начинаю понимать, почему все его люди стоят на посту. Ему нужно, чтобы никто не знал, где будет спрятана водка.
- Ну и хитер ты!
- Стар, потому и хитер.
- Давай я трохи покопаю, - говорит Иван. берясь за лопату.
- Хватит, - старшина оценивающе осматривает яму. - Можно уже закапывать.
Я сижу на нарах, гляжу, как Лисицин и Иван топчутся посреди блиндажа, утрамбовывают песок. Сзади меня останавливается незаметно вошедший Станкович.
- Чем вы тут заняты? - вдруг спрашивает он.
Я хочу доложить, но он перебивает меня, садится рядом на нары. Я объясняю:
- Пол делают плотнее.
- Что-то вы хитрите, - говорит Станкович, оглядываясь. - Впрочем, это ваше дело, только пол вам скоро будет не нужен, я так думаю.
- Завтра? - спрашиваю я, понимая, о чем он говорит.
- Догадливый какой! - смеется он.
Мы выходим из блиндажа, садимся на пни невдалеке от входа, он рассказывает: наступление назначено на послезавтра, на восемь часов утра. После сорокаминутной артобработки переднего края в дело вступает пехота: два стрелковых батальона пойдут на Матвееве с флангов. Как только Матвееве будет занято, я со своей ротой вхожу и освобождаю занявшие его стрелковые батальоны, чтобы они могли развивать наступление дальше, на другие укрепленные узлы немцев, вправо и влево от Матвееве.
Станкович начинает расспрашивать, все ли у меня готово к этому, а я, отвечая, думаю: "Вот и кончилось наше сидение в оврагах. Немпы-то даже ни разу и не сунулись к нам.
Очень все благополучно обошлось, как говорят, без скандала..."
- Чему ты улыбаешься? - спрашивает Станкович. - Рад, что от оврагов легко отделаешься? Ты еще до послезавтра доживи. Гляди, как бы тебя немцы самого не утащили.
- Доживем, - отвечаю, - доживем. Не утащат!
Когда я полчаса спустя, отдав необходимые распоряжения старшине, возвращаюсь на передний край, меня обгоняет зеленый, весь в пятнах камуфляжа, автофургон и сворачивает в лес. Это опять прибыла агитмашина. В кабине рядом с водителем сидит майор Гутман. Увидев его, я отворачиваюсь, чтобы не встречаться с ним глазами.
XIV
В эту ночь Макарову нездоровилось, он лежал, кутаясь в шинель, на нарах возле печки. Мы с артиллеристами играли в домино. На переднем крае шла обычная ночная перестрелка, везде было спокойно, только против Лемешко фашисты вот уже час не стреляли и не светили.
- Внимательнее посматривай, - говорил я, то и дело соединяясь с Лемешко по телефону. - Сам свети чаще.
- Посматриваем, посматриваем, - отвечал он.