Бывает так: бросишь камешек в пруд, и пойдут от него круги по воде — всё шире и шире. Так и рассказ учителя. Ребята не могли уже остановиться. Перебивая друг друга, говорили они о том, что будет в Сингване, о том, кем они станут. Кёнпхаль, размахивая руками, кричал, что непременно выучится на тракториста, хотя прежде собирался работать механиком; Муниль сказал, что будет агрономом, а раньше спал и видел себя писателем. Мёнгиль не принимал участия в спорах, но про себя решил, что во всех случаях останется в деревне, а кем станет, там будет видно.
Молчал и Чхонён. Он смотрел в окно и думал, что все эти мечты не для него. «Эх, если бы я мог стать техником!..» Он повернулся и поглядел на ребят. Какие они счастливые! Он отдал бы всё на свете, если бы смог оказаться на их месте!.. Чхонён вздохнул и снова повернулся к окну. Даже путешествие не могло развеять его мрачные думы. Как тогда, в больнице, после ухода матери, глухая тоска словно льдом сковала ему грудь…
К вечеру стало тихо. Ребята угомонились. Одни сидели, негромко беседуя, другие читали. По радио передали последние известия. Потом заиграла тихая музыка. Пхеньян был уже совсем близко.
К Чхонёну подошёл Мёнгиль с пакетом в руках:
— О чём ты всё думаешь?
Чхонён вздрогнул: он словно пробудился от глубокого сна.
— Ешь! — Мёнгиль протянул другу пакет с конфетами.
Подошли Кёнпхаль и Муниль. Им, как всегда, не сиделось на месте. Они без конца слонялись по коридору, выходили в тамбур, болтали и спорили.
— Подъезжаем! — набив рот конфетами, возбуждённо сказал Кёнпхаль.
— Интересно, какой он, Пхеньян? — прищурился Муниль: вечно он важничал!
Чхонён улыбнулся: с друзьями ему сразу становилось легче.
— Пхеньян! — объявил проводник.
Мальчишки засуетились, надевая рюкзаки.
3
Уже на перроне ощутили ребята мощное дыхание огромного города. Навстречу им шли и шли люди. Высокие дома, гигантские подъёмные краны, впервые увиденные бульдозеры и экскаваторы — всё поражало школьников горной деревушки Сингван.
«Так вот он какой, Пхеньян!» — изумлялся Чхонён.
Мимо них с песнями прошла колонна людей. Учитель Чансу сказал, что это рабочие и студенты идут на многочисленные стройки города.
«Эти люди восстановили Пхеньян,— потрясенно думал Чхонён.— Он ведь лежал в развалинах, а теперь…» Он вдруг подумал о том, как им повезло. Как бы хотел он тоже быть в их строю, стать рабочим. А почему бы и нет? То, что до сих пор терзало его, показалось вдруг смешным и нелепым. Он вырвется из дому, забудет всё, что осталось там, он ничем не хуже других, он выучится, будет работать, и всё пойдёт у него хорошо!..
Ребята переночевали в общежитии студентов университета, а утром отправились на одну из строек. Рабочие рассказали им немало интересного, потом позволили взглянуть на Пхеньян с высоты птичьего полёта.
«Какой огромный город! — Мёнгиль глядел вниз с головокружительной высоты.— Какой же должна быть вся наша страна!.. И сколько нужно знать, чтобы трудиться в этой стране!»
Вечером они ходили в парк на гору Моранбо́н, гуляли у реки Тэдонга́н. Где только не побывали они за эти четыре дня! Накануне отъезда ребята попросили учителя разрешить им поработать на стройке…
Дул холодный ветер, сыпал снег, а им было тепло. Они пели песни и, выстроившись длинной цепочкой, весело перебрасывали друг другу кирпичи. Силачу Чхонёну разрешили поработать на тягаче. Он гордо ехал по улице, сидя рядом с водителем — молодым парнем, и даже подпевал ему, хотя не знал слов песни, которую тот пел. Подумать только: он тоже восстанавливает столицу! Ему хотелось работать ещё и ещё, а время, как назло, бежало так быстро! Водитель, будто прочтя его мысли, прокричал Чхонёну в самое ухо:
— Вот гляди, вы тут у нас всего день, а следы вашего труда останутся в Пхеньяне на сто, на тысячу лет! Когда-нибудь приедешь — посмотришь на дело своих рук… А вот здесь,— перебил он себя, показывая на обширный пустырь,— будет Большой театр. Там за рекой — детский парк…
В душе Чхонёна цвела-переливалась прекрасная радуга. Он видел завтрашний день своей родины, свой завтрашний день…
В конце рабочего дня прораб сказал:
— Спасибо, ребята, за помощь. Хорошо учи́тесь, будьте здоровыми, сильными, смените нас потом…
Вечером Чхонён долго не мог заснуть. Целую вечность лежал он, глядя в потолок, потом тихонько окликнул Мёнгиля.
— Да,— тут же отозвался Мёнгиль.
— Ты чего не спишь? — шепотом спросил Чхонён.
— Не знаю… Сон не идёт что-то,— тоже шепотом ответил Мёнгиль.
— А о чём ты думаешь?—продолжал допытываться Чхонён.
— О матери…— Голос Мёнгиля дрогнул.
— О матери? — привстал на локте Чхонён.
— Да… Что-то она сейчас делает?
Чхонён промолчал. Он тоже скучал об этой ласковой, доброй женщине. Не видел её только четыре дня, а кажется — очень долго.
— Наверное, она в правлении…— сказал он тихо.
И Мёнгиль вдруг увидел мать сидящей за письменным столом. Вот её милое лицо склонилось над ним… Ведь они расстались первый раз в жизни, и ему было без неё так грустно!..
— Да, хорошая у тебя мать,— вздохнул Чхонён.
Мёнгиль промолчал. Потом спросил:
— А ты о чём думаешь?