Ожившая тень

Как изменить эту проклятую жизнь, они не знали. Ничего- то они не понимали пока в жизни, не знали в ней даже буквы «кы»[18], брели наугад, как слепые. Но оба смутно догадывались, что среди батраков, которых угнетали так же, как их, есть люди, знающие, что надо делать, и это помогало им жить.

4

Килле исполнилось восемнадцать, а она всё жила в доме помещика. Семья наконец расплатилась с долгами, но идти ей всё равно было некуда. Отец Килле умер, двух сестрёнок отдали в дома богатых соседей[19], мать с младшей сестрой и братом, не в силах бороться с нуждой, покинули родную деревню — отправились искать счастья на чужбине.

Килле, наверное, всё равно ушла бы из постылого дома, но О Тонхак знал, как её удержать. Девушка была нужна ему: не было уголка в доме, которого не коснулись бы её заботливые, умелые руки. Где ещё найти такую служанку?

При ближался праздник пятого дня пятой луны[20]. В этот день О Тонхак всегда пьянствовал с волостным начальством. Вот он и решил поженить Мадан Све с Килле — всё равно от пиршества что-то останется, он и использует объедки с толком.

Вечером, после праздника, помещик вытащил из сундука старые шаровары и выцветшую юбку жены, велел позвать Килле и Мадан Све и обратился к ним с торжественной речью:

— Вы живёте в моём доме, как родные дети. Родителей у вас нет — как же мне о вас не заботиться? Росли вы вместе, ну чем вы не пара? Будете теперь мужем и женой. Ещё лучше работать станете…

Так Килле стала женой Мадан Све и осталась в доме помещика. Не то чтобы оба они не разгадали хитрость О Тонхака, просто некуда им было идти. Вот они и остались.

Шли дни, полные тяжёлого труда. Жили они всё в той же клетушке возле коровника, по-прежнему работали не покладая рук и черпая силы друг в друге. Через год у них родился сын. Первый его крик долетел до самого помещичьего дома — мальчик оказался здоровым и сильным. Так появилась настоящая и, пожалуй, единственная радость в их жизни.

Батраки не жалели похвал, любуясь малышом.

— Килле родила богатыря,— говорили они.

Все долго спорили, как назвать мальчика: батраки считали его своим, подолгу нянчили и ласкали. Согласились на имени Окчхоль[21] — пусть он вырастет настоящим мужчиной.

Шло время. Окчхоль уже лепетал что-то на ребячьем своем языке, когда в доме помещика появился всем известный старик прорицатель по прозвищу Све Пхари[22]

. Прозвали его так потому, что был он на удивление нудным: уж если к кому привяжется — клещами не оторвешь. Целыми днями, бывало, бродил старик по деревне, вглядываясь в лица прохожих, потом исчезал куда-то, а через два-три месяца появлялся снова.

Жена О Тонхака была суеверна, в доме вечно болтались гадалки и знахари, и Све Пхари не упускал случая заглянуть в гостеприимный дом.

Вот и сегодня прорицатель ходил по двору, бормоча что-то себе под нос. Килле толкла в ступе зерно, Окчхоль, мирно посапывая, спал, привязанный к её спине[23]. Старик подошёл ближе, несколько раз зыркнул на него маленькими, прищуренными глазками, потом стал как вкопанный и принялся всматриваться в лицо малыша.

«Чего он всё смотрит? — тревожилась Килле.— Недобрый у него взгляд…»

Све Пхари пробыл в доме помещика целый день и трижды за этот день подходил к Килле. «Что ему надо?» — пугалась она, но спросить не решалась.

Вечером жена помещика угощала прорицателя ужином.

— Вам удобно? Ничего не нужно? — то и дело спрашивала она.

— Хороший у вашей батрачки сын,— проскрипел вдруг Све Пхари, качая в такт словам головой.— Сесть ему на драконово облако и улететь в небо — так у него на роду написано…

Жена помещика шумно вздохнула: так иногда шумит дымоход под полом, когда идёт по нему горячий воздух.

— Подумать только, какой-то батрачке послала судьба такого богатыря! А мне… Я и знатна, и богата, и молюсь каждый день, а что толку?..

Жена помещика недаром завидовала Килле. Окчхоль рос здоровым, крепким мальчиком, хотя присматривать за ним было некому и он целыми днями играл на скотном дворе. Иногда малыш заползал в коровник, хватал коров за хвосты и задние ноги и, кряхтя, «боролся» с ними. И коровы ни разу его не тронули.

Весной Окчхолю исполнился год. До этого он не болел, а тут вдруг стал кашлять.

Шли дни, но малыш не выздоравливал. Тельце его горело, он ползал по тесной клетушке и хныкал. Потом Окчхоль затих, подолгу лежал на одном месте, и даже плакать у него не было сил.

Килле забыла обо всём на свете. Целыми сутками не отходила она от сынишки. Мадан Све по совету стариков делал Окчхолю припарки из полыни. Но ни припарки, ни горячие слёзы матери, ни сочувствие батраков — ничто не помогало. Окчхоль исхудал, стал совсем маленьким, сморщенным. Дышал он с трудом, чуть слышно, а когда мать брала его на руки, только судорожно всхлипывал.

Однажды утром в дверях появился помещик.

— Ну как? — коротко спросил он.

— Мы уже ни на что не надеемся,— встал ему навстречу Мадан Све.

— Ладно, не отчаивайтесь,— пробурчал О Тонхак, в то время как глаза его беспокойно шныряли по комнате.

Килле, ничего не видя вокруг себя, рыдала над сыном:

— Окчхоль, Окчхоль… Что же нам делать?..