Кстати, терапия всё равно мне очень помогла, хотя сначала я этого вообще не понимал. Я совершил ту же ошибку, что и в случае с реабилитационным центром, – решил, что меня вылечат. Но суть в том, чтобы облегчить проблему, говоря о ней вслух. Она помогает потому, что, если что-то не обсуждать, то оно так и остается у тебя в голове, убивая тебя.
Еще у меня есть куратор – Билли Моррисон, гитарист из Camp Freddy. Мы познакомились с ним на этой программе. Если я чувствую, что мне хочется выкурить косячок, потому что он поможет мне написать песню – я звоню Билли. И эта мысль уходит. Он скажет: «Ты дунешь, первые две минуты тебе будет хорошо, но к концу дня ты уже будешь хлестать скотч бутылками». И это работает, потому что напиваешься как раз из-за того, что обманываешь сам себя.
Но сам я не смог бы стать куратором. У меня большая проблема с доверием к людям, и, как я уже сказал, я не хожу на собрания, поэтому так и не прошел двенадцать необходимых уровней. И мне в этом мешает не Бог, потому что необязательно верить в Бога, чтобы пройти программу. Нужно просто признать, что есть высшая сила – ее символом может быть просто лампа в углу комнаты. Поэтому кто-то верит в природу, в океан, в свой член – что только в голову не придет.
Одна из особенностей трезвой жизни в том, что, если я сейчас сорвусь, то, скорее всего, умру. Когда бросаешь, иммунитет словно падает с обрыва. Пара стаканчиков – и ты всё. Так что, когда я не на гастролях, то почти никуда не хожу. Мне и не нужно: у меня есть жена, друзья, собаки – всего семнадцать штук – и есть земля. Надо видеть наш новый дом в Хидден-Хиллс. Настоящий особняк рок-звезды. Когда я лежу в постели, мне нужно просто нажать на кнопку – и из пола выезжает плоский телевизор, повисая у меня над головой. А сортиры! Черт побери, приятель, жаль, что мой старик не дожил до того, чтобы посмотреть на мой сортир. Когда я был маленьким, то ходил в ведро, потому что у нас в доме не было туалета, а теперь у меня компьютеризированные японские супертолчки с подогревом сиденья, функцией подмывания и сушки жопы, которые включаются простым нажатием кнопки. Еще пара лет – и там будет роботизированная рука, которая будет вытаскивать из меня говно, чтобы мне даже тужиться не пришлось.
Жизнь у меня не так уж плоха, скажу я вам.
И я всё время стараюсь себя чем-нибудь занять. Например, пересдать экзамен на права. Почти все эти сорок лет я водил машину, но без прав и, как правило, пьяным. Так что хочу всё сделать как надо, пока не откинул сандалии. Кстати, инструктор хочет, чтобы я учился водить машину, оборудованную двумя рулями. Чушь собачья. Я ему сказал: «Мы будем ездить на моем «Рендж-Ровере» или не будем вообще». Но, судя по последнему уроку, я не удивлюсь, если в следующий раз инструктор придет в шлеме. Он считает меня сумасшедшим. Каждый раз, когда я поворачиваю за угол, он вздрагивает так, как будто я соревнуюсь на смелость с водителем грузовика.
Думаю, его можно понять, учитывая, сколько всякой всячины говорили обо мне за все эти годы. «Он откусил голову летучей мыши». Ладно. «Он откусил голову голубю». Справедливо. Но я не какой-нибудь убийца щеночков или дьяволопоклонник и не склоняю своих фанатов стрелять себе в башку, хотя все эти слухи постоянно меня преследуют. Люди приукрашивают рассказы, понимаете? Как дети на школьном дворе. Один говорит: «Джонни порезал палец», – но, когда слух доходит до другой стороны площадки, то Джонии уже отрезал себе гребаную голову.
Сейчас, когда я дома, то пишу картины и слушаю в наушниках ранние альбомы The Beatles. На самом деле это просто каракули. Я в этом не силен – просто рисую узоры и придумываю странные фигуры ярких цветов – как в поп-арте шестидесятых. Зато так я держусь подальше от неприятностей. А еще я собираю всякие нацистские сувениры. У меня есть флаги, эсэсовские кинжалы, кожаные плащи и всё такое – но едва ли я могу развешивать по дому свастику – ведь моя жена наполовину еврейка. Большинство предметов, которые я покупаю, в итоге оседают у Лемми, увлекающимся этой темой еще больше меня.
Его дом надо видеть, приятель. Там как в музее.
Сейчас я провожу с семьей больше времени, чем за всё то время, пока я пил. Эйми, Келли и Джек делают большие успехи. С Джесс и Луисом я тоже теперь вижусь постоянно. Ум они унаследовали от Тельмы: Джесс – инспектор, а Луис закончил юридический. Они подарили мне четырех внуков, и это просто невероятно. И я до сих пор каждое воскресенье говорю по телефону со своей сестрой Джиной. «Есть новости? – спрашиваю я у нее. – У всех всё в порядке?»