П.И. Чайковский о народном и национальном элементе в музыке

...В последнее десятилетие музыкальное дело в России совершило такие смелые, решительные шаги вперед, уровень музыкального развития общества повысился настолько, что, какие бы мы ни встречали еще темные стороны в нашей общественной музыкальной жизни, все же время, переживаемое нами, займет одну из блестящих страниц истории русского искусства. В обеих столицах и некоторых губернских городах учреждаются музыкальные общества, преследующие высшие художественные цели и ознакомляющие публику с величайшими произведениями европейского искусства; эти же общества в Петербурге и Москве основывают консерватории, дающие возможность учиться музыкальным дарованиям и в то же время, через своих учеников, распространяющие здравые музыкальные принципы в массах. Композиторы, поощренные возможностью исполнения своих произведений наряду с лучшими творениями западноевропейских симфонистов, получают благодетельный стимул для своей деятельности; появляются стоящие на высоте современных успехов музыки рецензенты; публика, заинтересованная оживлением музыкального дела, начинает живо сочувствовать и поддерживать это движение, — словом закипает жизнь, и из сонного прозябания музыка переходит в область кипучей общественной деятельности.

10

(Из того же музыкального фельетона.)

...Когда два года назад в нашем городе появился дюжинный певец г. Славянский, с своим плохо разученным хором, исполнивший наряду с американским вальсом псевдонародные русские песни, — в газете «Современные известия», что ни день, то появлялись громоносные статьи против враждебных национальному искусству музыкальных учреждений, и в статьях этих ловкий и предприимчивый тенор, сумевший своим русским костюмом пустить пыль в глаза московским патриотам, — взводился в великого человека, пришедшего извлечь погибающее русское искусство от давления антипатриотических начал.

11

(Из музыкального фельетона, напечатанного в газете «Русские ведомости» 24 февраля 1873 г.)

...Итак, оперный сезон кончился, и если мы подведем итоги в деятельности нашей лирической сцены за эту зиму, то получим результаты плачевные. Положим, что Москве удалось, в течение истекшего сезона, впервые услышать превосходную артистку Нильсон[15], отличного певца старой школы г. Нодена[16] и вновь насладиться неподражаемым искусством Патти. Но какое же это имеет отношение к процветанию русского искусства, к приобретению им права гражданства во вкусах нашей публики, столь исключительно преданной итальянской опере?

В то время, как в Петербурге репертуар русской оперы обогатился двумя новыми операми — «Псковитянка» г. Римского-Корсакова и «Борис Годунов» г. Мусоргского и возобновлением двух капитальных иноземных опер — «Дон-Жуан» Моцарта и «Лоэнгрин» Вагнера, — мы пробавлялись все теми же увядшими продуктами итальянской музыкальной кухни ... И за удовольствие по одному или по два раза прослушать Патти и Нильсон обречены целую зиму терпеть гг. Болиса, Коста, г-жу Стеллу Бонер, переносить завывания нашего женского хора, пиликанье нашего микроскопического оркестра. Но кто же в этом виноват? Конечно, больше всего мы сами. Мы умеем только ворчать на г. Мерелли и на нашу театральную администрацию, жаловаться на неделикатное с нами обращение вышеупомянутого воротилы нашего театрального мира, но этим бесплодным ворчанием и ограничивается наш протест... И если не совершится на земле какой-нибудь стихийной катастрофы, мы и через сто лет будем также постыдно равнодушны к уничижению нашего родного искусства, как и теперь.

12

(Из музыкального фельетона, напечатанного в газете «Русские ведомости» 18 марта 1873 г.)