P.S. Я все еще люблю тебя

– Было слишком стыдно. То, что я написала. Я не могла вынести мысли, что его увидит кто-то еще.

– Но я его уже видел, – напоминает он мне.

К счастью, в эту минуту появляются Крис с Тревором Пайком, и прерывают разговор о письме. Они сразу же набрасываются на закуски. А между тем, Питер опаздывает. Я пишу ему строгое: «Тебе бы лучше быть в пути». А затем: «Не отвечай, если за рулем. Это опасно».

Как только я снова пишу, голова Питера просовывается в дверь, и он забирается внутрь. Я собираюсь обнять его, но сразу за ним появляется Женевьева. Все мое тело застывает.

Я перевожу взгляд с него на нее. Она проплывает мимо меня и заключает Джона в объятья.

– Джонни! – визжит она, и он смеется. Я чувствую острый укол зависти в животе. Неужели каждый парень должен быть ею очарован?

В то время, как она обнимает Джона, Питер смотрит на меня умоляющим взглядом. Он произносит одними губами: «Не злись», и складывает руки в мольбе. Я отвечаю одними губами: «Какого черта», и он морщится. Я никогда прямо не говорила, что не приглашаю ее, но я думала, что это и так понятно. А затем я думаю: «Минуточку». Они пришли сюда вместе. Он был с ней и ни слова не сказал мне об этом, а затем привез ее сюда, сюда, в мой дом. То есть, в домик на дереве моих соседей. Эту девушку, которая обидела меня, причинила боль нам обоим.

Затем Питер с Джоном обнимаются, дают пять, и похлопывают друг друга по спине, словно старые армейские товарищи, давно потерянные братья по оружию.

– Это было офигеть как давно, приятель, – говорит Питер.

Женевьева уже расстегивает молнию на своей дутой белой куртке «пилотке» и устраивается поудобнее. Какой бы мимолетный шанс выпнуть их с Питером из соседского домика на дереве у меня ни был – он упущен.

– Привет, Крисси, – говорит она, улыбаясь, и усаживается на пол. – Милые волосы. 

Крис злобно на нее смотрит.

– А что ты вообще здесь делаешь? – Обожаю, что она сказала это, – я обожаю ее.

– Мы с Питером тусовались и он рассказал мне о том, чем вы, ребят, сегодня занимаетесь. – Снимая куртку, Женевьева обращается ко мне, – Полагаю, мое приглашение затерялось на почте. 

Я не отвечаю, ведь что я могу сказать на глазах у всех? Я просто прижимаю колени к груди. Теперь, когда я сижу рядом с ней, я понимаю, насколько мал стал этот домик на дереве. Здесь едва хватает места для всех рук и ног, и парни сейчас стали такими большими. Раньше мы были более или менее одинакового размера, мальчики и девочки.

– Боже, это место всегда было таким крошечным? – спрашивает Женевьева ни у кого конкретно. – Или это просто мы стали очень большими? – смеется она. – Кроме тебя, Лара Джин. Ты по-прежнему малюсенькая, с ноготок. – Она произносит это сладко. Словно сгущенное молоко. Мило и снисходительно. Супер густо слащаво.  

Я подыгрываю и улыбаюсь. Не позволю ей себя разозлить.

Джон закатывает глаза.

– Все та же прежняя Джен. – Он говорит это холодно, словно с раздражением, но она улыбается ему своей милой улыбкой со сморщенным носиком, будто он сделал ей комплимент. Но затем он глядит на меня, сардонически подняв одну бровь, и я перестаю волноваться обо всем, вот так просто. Неким странным образом, возможно, ее присутствие здесь замкнет круг. Она может забрать из капсулы времени все, что бы там ей не принадлежало, и наша история может быть закончена. 

– Трев, брось мне сэндвич-мороженое, – просит Питер, втискиваясь между Женевьевой и мной. Он протягивает свои длинные ноги в центр круга, а все остальные приспосабливаются, чтобы освободить для него место.

Я отталкиваю его ноги, чтобы поставить в центр капсулу времени.

– Все, вот она. Все ваши величайшие сокровища с седьмого класса.

Я пытаюсь с размаху открыть алюминиевый верх, но он по-настоящему застрял. Я борюсь с ним, пытаясь открыть ногтями. Бросаю взгляд на Питера, но он возится с мороженым, не обращая внимания, так что поднимается Джон и помогает мне ее открутить. От него пахнет сосновым мылом. Я добавляю это в список новых вещей, которые я о нем узнала.  

– Итак, как мы это сделаем? – спрашивает у меня Питер с набитым мороженым ртом. – Мы просто все вывалим в кучу?

Я об этом уже подумала.

– Думаю, нам следует по очереди вытягивать из нее по одной вещи. Давайте растянем это, будто открываем подарки Рождественским утром.

Женевьева в предвкушении подается вперед. Не глядя, я протягиваю руку в цилиндр и вытаскиваю первое, к чему прикасаются мои пальцы. Забавно, я забыла, что положила внутрь, но мгновенно узнаю, что это; мне даже не нужно смотреть. Это браслет дружбы, который Женевьева сделала для меня, когда мы были в пятом классе, и у нас был период увлечения плетением. Розовый, белый и светло-голубой шеврон. Я тоже сплела для нее. Фиолетовый и желтый шеврон. Она, наверное, даже не помнит этого. Я поглядываю на нее, но на ее лице нет никаких эмоций. Никаких признаков узнавания.

– Что это? – спрашивает Тревор.

– Это мое, – отвечаю я. – Это… браслет, который я раньше носила.

Питер прикасается своим ботинком к моему.