– Этот кусок веревки был твоим самым ценным предметом? – дразнит он.
Джон наблюдает за мной.
– Раньше ты носила его все время, – замечает он, и как же мило, что он это помнит.
Однажды надев, он никогда не должен сниматься, и я так сильно любила его, что пожертвовала в капсулу времени. Может быть, вот где рухнула наша дружба с Джен. Проклятье браслета дружбы.
– Ты следующий, – говорю я ему.
Он опускает в капсулу руку и вытаскивает бейсбольный мяч.
– Это мое, – ликует Питер. – Это когда я сделал хоумран в Клермонт Парке. – Джон бросает ему мяч, и Питер ловит его. Внимательно рассматривая его, он добавляет, – Видите, я подписал его и поставил на нем дату!
– Я помню тот день, – произносит Женевьева, склонив голову. – Ты выбежал с поля и поцеловал меня на глазах у своей мамы. Помнишь?
– Э–э… не совсем, – бормочет Питер. Он смотрит на бейсбольный мяч, вертя его в руке, словно очарован им. Я не верю ему. Абсолютно не верю.
– Не-лов-ко, – произносит Тревор со смешком.
Мягким голосом, словно здесь больше никого нет, она спрашивает у него:
– Можно я заберу его себе?
Уши Питера краснеют. Он в панике смотрит на меня.
– Кави, тебе он нужен?
– Не-а, – отвечаю я, не поворачивая к ним голову. Хватаю пакет сырных палочек и запихиваю горсть в рот. Я настолько зла, что все, что могу, – это есть сырные палочки, иначе я просто закричу на него.
– Хорошо, тогда я оставлю его у себя, – говорит Питер, положив мяч в карман пальто. – Оуэн, возможно, захочет взять его. Прости, Джен. – Он хватает капсулу времени и начинает копаться в ней. Он поднимает вверх потрепанную бейсболку. Ориолс. Слишком громко он произносит, – Макларен, смотри, что у меня здесь.
По лицу Джона, подобно медленному восходу солнца, расплывается улыбка. Он берет ее у Питера и надевает на голову, поправляя козырек.
– Это и вправду была твоя самая ценная вещь, – говорю я. Он носил ее до поздней осени. Я попросила папу купить мне футболку с Ориолс, поскольку думала, что Джон Макларен будет впечатлен. Я надевала ее дважды, но не думаю, что он вообще заметил. Моя улыбка постепенно исчезает, когда я замечаю Женевьеву, наблюдающую за мной. Наши взгляды встречаются; в ее глазах виден некий знающий свет, который заставляет меня нервничать. Она отводит взгляд; сейчас она улыбается сама себе.
– Ориолс – отстой, – говорит Питер, прислонившись к стене. Он тянется за коробкой сэндвич-мороженого и берет один себе.
– Передай мне тоже, – просит Тревор.
– Прости, это последний, – отвечает Питер, откусывая его.
Джон ловит мой взгляд и подмигивает.
– Все тот же старый Кавински, – говорит он, и я смеюсь. Знаю, он думает о наших письмах.
Питер усмехается.
– Эй, больше никакого заикания.
Я застываю. Как Питер мог так бесцеремонно поднять эту тему? Даже тогда, в средних классах, никто из нас никогда не говорил о заикании Джона. Он был таким застенчивым из-за этого. Но сейчас Джон просто улыбается, пожимает плечами и говорит:
– Я избавился от него у логопеда Элейн еще в восьмом классе. – Как он уверен в себе!
Питер моргает, и я вижу, что он застигнут врасплох. Он не знает такого Джона Макларена. Раньше считалось, что Питер был лидером, не Джон. Он просто оставался в тени Питера. Может, Питер и остался прежним, но Джон изменился. Теперь именно Питер – тот, кто менее уверен.
Следующей идет Крис. Она вытаскивает кольцо с маленькой жемчужиной в центре. Оно принадлежит Элли, это подарок от ее тети на конфирмацию. Она любила это кольцо. Я должна отправить его ей. Тревор достает свое сокровище – бейсбольную карточку с автографом. И именно Женевьева вытаскивает сокровище Крис – конверт с двадцатидолларовой купюрой внутри.
– Да! – вскрикивает Крис. – Я была таким маленьким гением. – Мы даем пять друг другу.
– А что насчет тебя, Джен? – спрашивает Тревор.
Она пожимает плечами.
– Полагаю, я ничего не положила в капсулу.
– Ты должна была, – говорю я, стряхивая с пальцев оранжевую пудру от сырных палочек. – В тот день ты была с нами. – Я помню, как она разрывалась между тем, чтобы положить внутрь их с Питером фотографию или розу, которую он подарил ей на день рождения. Я не могу вспомнить, на чем она остановилась.
– Что ж, внутри ничего нет, так что, полагаю, я ничего не клала. Без разницы.
Я заглядываю внутрь капсулы времени, чтобы удостовериться. Она пустая.
***
– Помните, как мы раньше играли в Ассасинов? – интересуется Тревор, выдавливая последние капли сока из своего Капри Сан.
Ох, как я любила эту игру! Она похожа на пятнашки: каждый игрок наугад вытягивает имя другого игрока, после чего должен выбить его из игры. Когда он выбивает своего, то должен нейтрализовать того, кого должен был выбить тот. В игре нужно много подкрадываться и прятаться. Она может длиться несколько дней.
– Я была Черной Вдовой, – говорит Женевьева. Она слегка подталкивает Питера плечом. – Я выигрывала больше всех.
– Я тебя умоляю, – усмехается Питер. – Я много раз побеждал.
– Так же, как и я, – вставляет Крис.
Тревор показывает на меня.
– Эл’ил Джи, ты была наихудшей. Не думаю, что ты хоть раз выиграла.