Падающие звезды

   Они были прижаты неудержимым потоком публики к колонне и Бургардт напрасно отыскивал среди столиков в ресторанном отделении залы Красавина с его дамами.   -- А мы поджидали вас, -- окликнул его сзади голос Васяткина.   Он шел под руку с Шурой, у которой сегодня было такое злое лицо, что совсем уж не шло к ней. С ней все обращались, как с девочкой подростком и к ея настроению относились с покровительственной снисходительностью. Бачульская сразу поняла в чем дело: бедная Шура знала, что не попала на красавинский кофе, и ревновала немую англичанку.   -- Мы 

сердимся...-- шепнул Васяткин на ухо Бургардту и прибавил уже громко: -- Красавин с дамами в отдельном кабинете... да. А моя дама не хотела туда идти без вас. У женщин свои фантазии и мы должны им покоряться.   -- Чтоже, идемте...-- предлагал Бургардт.-- Шура, нехорошо капризничать. Будьте паинькой...   Оркестр играл какую-то бравурную пьесу, но праздничная толпа была безжалостна и заглушала шумом шагов и говором все звуки. Васяткин осторожно пробирался с своей дамой между столиками, направился к буфету, из котораго был ход в отдельные кабинеты. Он был счастлив, что ведет под руку такую красавицу и что мужчины провожают его завистливыми взглядами. Ему хотелось остановиться и показать всем, какая Шура красавица. Но в одном месте он поморщился, заметив одиноко сидевшаго за столиком Гаврюшу, который сделал вид, что не узнает их, и точно спрятал свое лицо в кружке с пивом. Шура боязливо прижалась к своему кавалеру и прошептала:   -- 

Этот 

человек убьет меня... Он сам говорил...   Васяткин вынужденно засмеялся и вызывающе выпрямился.   -- Он, бедняжка, глуп, -- ответил он.-- А на глупых людей не следует обращать внимания...   -- А я все-таки боюсь...-- признавалась Шура.-- Не все-ли равно, кто убьет: глупый или умный.   Заметив Бургардта в толпе, Гаврюша отвернулся лицом к окну. О, как он ненавидел их всех, этих счастливцев, которые выхватывают в жизни все лучшее... Он давно следил за Васяткиным и отлично знал, что все идут сейчас в кабинет к Красавину. А он, жалкая ничтожность, должен был сидеть в полном одиночестве и душить с горя пиво.   -- Нет, погодите...-- думал он, задыхаясь от бешенства:-- я вам покажу Гаврюшу!..   Бедный Гаврюша был пьян. Он с некотораго времени усвоил себе привычку по вечерам напиваться где нибудь в портерной, где собирались ученики академии художеств или, когда были в кармане деньги, в знаменитом "Золотом Якоре", где в свое время кутил и Бургардт. В состоянии опьянения Гаврюша делался придирчивым, и частенько устроивал скандалы. В последнее время эта озлобленность в нем все возростала, особенно когда он начинал думать о своей неудачной любви. И сейчас он, сидел за своим столиком, как в тумане. Ему так и хотелось броситься на Васяткина и разорвать его в клочья, а когда проходил Бургардт с Бачульской, Гаврюша готов был спрятаться, точно они могли видеть его душевное настроение.   Ресторанная прислуга знала Васяткина, как красавинскаго прихвостня, и почтительно распахнула дверь кабинета, где сидел сам. Красавин был рад, когда появились гости, -- он уже устал занимать своих дам. Васяткину было достаточно взглянуть на мецената, чтобы определить его настроение -- меценат находился в хорошем состоянии духа, хотя и смотрел усталыми глазами. Мисс Мортон кусала губы и смотрела в тарелку. Ольга Спиридоновна имела недовольный вид и встретила вошедших довольно неприветливо.   -- Гулять столько времени в парке с мужчиной?!-- негодовала она, когда Бачульская разсказала ей о своей прогулке.-- Послушайте, мадонна для некурящих, вы забываете, что за обувь деньги плачены...   Обернувшись к Бургардту и показывая глазами на Бачульскую, она шепнула:   -- Ne reveillez-pas le chat qui dort...   Бургардт в свою очередь ответил тоже шопотом:   -- Зачем вы отбиваете хлеб у Саханова? Остроумие -- это его область, и не хорошо вытаскивать куски говядины из чужих щей...   Ольга Спиридоновна засмеялась и, прищурив глаза, ответила:   -- Le roi est mort -- и престол остается свободным... Мне жаль его, милашку.   Шура все время наблюдала мисс Мортон ревнивыми глазами и сразу поняла все, о чем никто даже не догадывался, а всех меньше Бургардт. Тут было даже не соперничество, а переживание самой себя. О, как отлично сейчас понимала эта глупенькая Шура настроение немой англичанки, потому что сама переживала его... Она встретилась глазами с Красавиным и улыбнулась уже не обычной своей детской улыбкой. Он отвернулся и поморщился, как человек, которому подают разогретое кушанье, оставшееся от вчерашняго дня. Шуру злило и то, что Бургардт решительно ничего не понимал и что она ему не могла обяснить всего, в чем была уверена.   Начался обычный ужин, какой устраивается по отдельным кабинетам. Красавина, конечно, отлично знали и здесь, как в "Кружале", и русская прислуга выбивалась изо всех сил, чтобы угодить ему. За всех хлопотал Васяткин, который знал погреб и кухню павловскаго вокзала, кажется, лучше самого хозяина. Он даже извинялся за некоторыя не совсем удачныя блюда, как метр д'отель, и пришел в ужас, когда Шура вместо всяких тонких блюд потребовала просто раков-борделез.   -- Здесь их отлично готовят...-- наивно обясняла она.-- Гораздо лучше, чем в "Золотом Якоре".   -- Какая она милая!..-- восхищалась Ольга Сергеевна, сама любившая дома поесть чего-нибудь попроще, как тешка или углицкая колбаса.-- Очень мило... И я тоже не прочь поесть раков соус борделез.   Собственно никто не хотел есть и никто не знал, зачем все собрались в отдельном кабинете. Красавин по обыкновению молчал, Бургардт имел разсеянный вид и выбивался из сил один Васяткин, но из этого ровно ничего не выходило. У всех невольно явилась мысль о Саханове, который всегда являлся душой общества и сумел-бы расшевелить всех. Разговор тянулся вяло. Говорили о скачках, вспоминали чудную серую кобылу "Баловень", которая проиграла только благодаря искусству красавинскаго жокея Чарльза и т. д. Бургардт несколько раз пытался наблюдать мисс Мортон, но она точно вся сеживалась, когда замечала его взгляд. Вообще, она сегодня была какая-то странная, и наблюдавшая ее в свою очередь Ольга Спиридоновна строго подбирала губы и поднимала брови, как тетерька.   -- А вы когда думаете кончить свою Марину? -- спрашивал Красавин, обращаясь к Бургардту.   -- Право, не знаю, Антип Ильич... Мне в последнее время как-то не работается.   -- Да? Но, ведь это всем художникам так кажется, Егор Захарович. Мне нравится барельеф, и я с удовольствием поставил бы его у себя в столовой, знаете, у той стены, где сейчас торчат эти дурацкие рыцари...   Бургардту показалось, что Красавин говорит с ним несколько иначе, чем говорил раньше. Неужели он уже успел что нибудь заметить? Конечно, он в искусстве только диллетант, но у него есть известное чутье и плохую вещь он не купит даже по рекомендации. Потом Красавин по чему-то сразу перевел разговор на Шипидина, который произвел на него импонирующее впечатление.   -- Я так рад, что познакомился с ним, -- повторил Красавин несколько раз.-- Это редкий экземпляр... Сегодня целый день думаю о нем и все жалею, что не предложил ему давеча одну вещь... Именно, у меня в окрестностях Петербурга есть несколько участков земли, и, если бы он пожелал взять любой из них, я охотно уступил бы, на каких угодно условиях. Как вы думаете, согласился-бы он на такую комбинацию?   -- Право, не знаю, а впрочем -- отчего и не согласиться. Если хотите, я могу написать...   -- Пожалуйста...   Равговаривая с Красавиным, Бургардт все время следил за Бачульской, которая усиленно старалась что-то обяснит мисс Мортон и на бумаге, и знаками. Закончилось это обяснение тем, что мисс Мортон торопливо спрятала в карман какую-то записку Бачульской, и Бургардт понял, что это был адрес ея дачи в Озерках.   -- Этакая упрямая женщина...-- сердился Бургардт, отвечая что-то Красавину совсем невпопад.   Васяткин занимал Олгу Спиридоновну и Шуру, которыя с большим аппетитом ели своих раков.   -- Шампанскаго я не хочу, -- обясняла Ольга Спиридоновна, вытирая губы салфеткой.-- А вы мне, Алексей Иваныч, закажите этого... вот все забываю название... ну, с соломинкой?   -- Шерри-коблер?   -- Вот-вот... Смерть люблю.   Бедная Шура готова была расплакаться, потому что Красавин сегодня не обращал на нее никакого внимания, а тут еще приставала Ольга Спиридоновна.   -- Шерочка, что вы сегодня такая кисленькая, точно осенняя муха?   -- Нет, я ничего...   -- Это все Алексей Иваныч вас изводит. О, я отлично знаю этого шематона...   -- А что такое значить: шематон? -- спрашивала Шура.   -- А я и сама не знаю, шерочка, что оно значит. Просто, оно мне нравится... Шематон -- и все тут.   Улучив минутку, Шура спросила Васяткина:   -- Вы меня проводите?   -- О, с величайшим удовольствием...   -- Я боюсь этого... который давеча сидел за столом... Он обещал убить меня.   Васяткин выпрямился, как давеча, и вызывающе засмеялся. Желал бы он знать, кто посмеет в его присутствии пошевелить ее пальцем...   Ѣли устриц, пили шампанское, кофе, ликеры. В соседнем кабинете кутили гусары, и Ольга Спиридоновна, прислушиваясь к веселому гулу, со вздохом говорила:   -- Люблю гусар... Так и хочется пойти к ним.   -- Чтоже, это можно устроить, -- обиделся Васяткин.-- Я давеча видел в корридоре Перцева, и он спрашивал меня про вас. Я могу его вызвать...   -- Ну, батенька, устарела я немного кутить с гусарами. Было и мое время, да прошло. А так, к слову сказалось.   Чокаясь с Бургардтом бокалом шампанскаго, Ольга Спиридоновна проговорила:   -- За здоровье Саханова... Без него у нас точно уксусная фабрика. Скажите ему, что я его очень люблю... издали.   -- Отчего-же вы сами этого не скажете ему?   -- А все забывала, да и как-то, признаться, лень было. Право, он милый человек, и без него скучно.   Все были рады, что ужин кончился, и отправились на платформу за целых полчаса до последняго поезда. Главный вал праздничной публики уже отлил. В буфете оставались одни запоздавшие гуляки, а в числе их Шура увидела Гаврюшу, который поднялся из-за своего столика и колеблющейся походкой шел к ним на-встречу. Красавин шел впереди с мисс Мортон, а за ними Ольга Спиридоновна и Бачульская. Бургардт шел позади и невольно оглянулся, когда за ним раздался звук пощечины.   К нему бросилась смертельно бледная Шура, с криком:   -- Он убил... убил...   Васяткин нагнулся, чтобы поднять сбитую с головы шляпу, и, спрятавшись за спину Шуры, крикнул стоявшему в дверях Гаврюше:   -- Вы, милостивый государь, негодяй!! Я... я... я с вами еще разсчитаюсь!!