Падение Икара

Сторожей на заставе стояло самое меньшее двое. В тот памятный раз главный сторож, которому не терпелось сразу получить хорошую сумму, заранее сплавил своих помощников. Подкрепив этот поступок молчаливым и правильным подсчетом: «Сто разделить на один будет сто, а сто разделить на три получится тридцать три с третью», он стал поджидать очередное стадо и, когда перед ним оказался Критогнат, объявил ему, что он вообще не может пропустить его стадо: оно вот-вот передохнет, пораженное чумой; его наметанному глазу видны надвигающиеся признаки грозной болезни. Пастухи ахнули. Критогнат задумчиво оглядывал отару. Сторож заметил, что он сочувствует бедственному положению, в котором оказались и животные и люди, и охотно окажет им помощь: он знает спасительное лекарство, живо изгоняющее эту болезнь, только за него надо дать сотню сестерций: пусть старший пастух не скупится на хозяйские деньги. Критогнат ответил, что скупиться при таком случае глупо; ему самому за последние дни овцы казались подозрительными («Вот дурак-то!» — радостно подумал сборщик), но ему тоже известно средство от заразы, действующее без промаха: надо закопать живым барана — предводителя стада и перегнать через его могилу все стадо, а заодно с бараном закопать и того, кто первый заметил признаки заразы. И не успел сторож сообразить, чем грозит ему «действующее без промаха средство», как он уже барахтался в крепких объятиях галла. Ему быстро скрутили веревкой руки и ноги, и четверо молодцов, поплевывая на руки, бодро принялись копать яму, «неглубокую, но длинную, чтобы нашему спасителю удобно было лежать», — человеколюбиво позаботился Критогнат. Напрасны были мольбы, угрозы, клятвенные обещания немедленно пропустить стадо Критогнат ничего не слышал. Когда яма была готова, он распорядился уложить в ней сторожа и, стоя над ним, начал вслух рассуждать, как лучше его засыпать: завалить сначала камнями, а потом землей или сначала землей, а потом камнями. Пастухам становилось не по себе: одно дело пугнуть человека, другое — зарыть его живым. Особенно волновался рыжеусый великан, умоляющим жестом давно уже протягивавший руки к старшему пастуху. Тут он решительно собрался заговорить, но Критогнат вдруг «вспомнил», что лучше даже не закапывать злосчастного провидца, а только перегнать стадо через зияющую яму, в которой он лежит. Овцы двинулись: они шли, бежали, перепрыгивали; случалось, что овца обрывалась и с размаху попадала задними ногами в грудь или в живот лежавшему; какой-то молодой торопливый баранчик прыгнул прямо на сторожа. Его немедленно извлекли, и Критогнат громогласно объявил, что это счастливейшая примета: средство подействовало и чума стаду больше не грозит. Когда вся тысячная отара перебралась через яму, Критогнат извлек оттуда незадачливого любителя быстрой наживы, полузадохшегося от пыли и всего в синяках от овечьих копыт, комьев земли и камешков, оттащил его в тень, напоил, посоветовал быть менее наблюдательным, утешил, что его развяжут самое позднее завтра утром, когда подойдет следующее стадо, и ушел, пожелав здоровья и благополучия своей жертве под ее немолчные стоны, угрозы и проклятья.

Среди сторожей крепко помнили этот случай, и, когда Критогнат со своим стадом подходил к заставе, шлагбаум сразу же поднимался. Завязывался дружеский разговор; сторож жаловался на свою собачью долю, Критогнат ему сочувствовал, и, когда последняя повозка со съестными припасами для пастухов подходила к шлагбауму, Критогнат доставал оттуда добрый кусок сала или круг сыру и вручал их сторожу с добавлением скромного числа сестерций. Происходило сердечное прощание, шлагбаум опускался, и сборщик уходил в свою сторожку, облегченно вздыхая: «Пронесло галльского медведя! Как жернов с плеч! А сало дал хорошее!»

В этот раз, однако, пастухи были уверены, что гладко не обойдется. Никий, бодро шагавший рядом с Павлом, услышал от него, что сейчас на заставе сидит какой-то новый, неизвестно откуда прибывший человек, жадный, как пиявка, и неустрашимый, как хорошая пастушья собака.

— Не надо, однако, обижать собаку: нельзя сравнивать с ней такого мерзавца, — поправил себя Павел. — Проходило тут на днях стадо Луциена — Критогнат его хорошо знает, он приятель Муррия. Так эта пиявка высосала из его старшего пастуха сотню сестерций. Луциен из тех людей, что асса своего не подарит, а Каллистрат собирал себе на выкуп. Критогнату вчера вечером знакомый охотник рассказывал: Каллистрат ему жаловался, жаловался…