Падение Хана

Вот и все…Сейчас она растерзает меня на части. Огромная белая морда приближается ко мне. Кошка сопит от нетерпения, ее глаза сверкают, уши прижаты к голове, а я вся вжалась в дерево и трясусь, глядя в морду своей убийце. Она приблизилась ко мне вплотную и…и вдруг боднула меня головой в живот, потираясь о него массивным черепом, словно ласкаясь, потом резко встала на задние лапы. Я застонала и зажмурилась, и внезапно ощутила, как нечто шершавое скользнуло по моему лицу. Тигрица вылизывала меня. Со всех сторон быстро, рвано, поскуливая. Оближет и сожрет. Подумалось мне. Зачем иначе ей так меня ласкать?

— Джая! Нет! Назад!

Хриплый вопль Хана, и тигрица убрала от меня морду…но не по собственной воле, на нее накинули сеть и потянули к берегу, а я увидела, как ко мне быстрым шагом приближается монгол. Он рассекает воду руками, его глаза адски сверкают, а волосы упали ему на лицо. В одной руке ружье, в другой нож. Он не просто взволнован, он как будто обезумел. Я таким его еще не видела.

Тяжело дыша, почти рыдая от облегчения, я побежала к нему навстречу, ощутила, как он подхватил меня сильной рукой и приподнял в воде. Щека прижалась к сильной груди, и я услыхала, как бешено колотится его сердце. Кажется, он испугался за меня. Почему-то было невероятно приятно это ощутить.

— Цела?

— Дддда…цела.

А потом отстранился и наотмашь по щеке.

— Дура! Какого хера вышла из комнаты?

И снова прижал к себе, потом посмотрел на девчонку, стоящую на берегу. Я тоже на нее смотрела… и не могла понять, что с ней происходит. Ее трясло. Почти, как и меня. Но ее глаза расширены от удивления, и она явно не может удержать себя в руках. Она судорожно глотала воздух и смотрела то на отца, то на меня.

— Это ты? Ты выпустила их? Это ты посмела открыть вольер?

Проревел он, оглушая меня своим мощным голосом.

— Пап…она…она…и Джая…она…

— Заткнись, Эрдэнэ, и вон в свою комнату! Чтоб я тебя не видел! Ты наказана на неделю! Не выходить!

— Папа…она…, - показывает на меня пальцем и не может говорить.

— Она сейчас здесь и никуда не уйдет! Смирись с этим. А не смиришься, уедешь отсюда. Одна! Без братьев! ВОН, Я СКАЗАЛ! Я с тобой потом поговорю!

Подхватил меня на руки и понес в сторону дома.

ГЛАВА 17

Я проснулась посреди ночи и осмотрелась по сторонам. Одна. Сегодня я спала в этой комнате совершенно одна. Меня напоили горячим чаем, растерли все мое тело какими-то травами, укутали в теплую одежду и уложили на мягкую, белоснежную постель. Но уже после того, как Хан сдирал с меня мокрое платье и рассматривал мое тело со всех сторон, вертел в руках, как игрушку. Поднимал руки, переворачивал, смотрел спину. Он болезненно выискивал на мне что-то и своими грубыми движениями заставлял постанывать от боли.

— Она не тронула меня. Я цела. На мне нет и царапины. Пожалуйста…Вы делаете мне больно. Не она, а вы.

От его сильных пальцев на руке и ноге остались отметины, когда он разжал ладонь, зажавшую мои запястье и лодыжку.

— Не тронула?

Отрицательно покачала головой, и Хан наконец-то отстранил меня от себя и оставил в покое. Я тут же юркнула за шторку, но меня не сцапали за своеволие, и это было удивительным. Он выглядел очень встревоженным, даже испуганным, и мне не верилось, что Хан действительно мог испугаться за мою жизнь при всей его ненависти ко мне. Но внутри разлилось тепло и стало покалывать в районе грудной клетки, как будто там вспорхнули бабочки с очень острыми крыльями.

— Я позову Цэцэг, тебя переоденут и разотрут. Мне не нужна больная жена. У нас скоро много встреч. Завтра нас пригласили в цирк Сансара. Ты должна быть в прекрасной форме.

Значит, если бы я была ему завтра не нужна, то ему было бы наплевать — цела я или нет? Больна ли я. Господи, да какая на самом деле разница, что он ко мне чувствует? Мне от этого не холодно и не жарко…Ложь. Жарко. Мне теперь все время жарко от одного его взгляда, от прикосновения, от присутствия рядом. То ли действует зелье Цэцэг, то ли со мной что-то не так. Но я больше не та Дина… я сгусток эмоций, я оголенный комок нервов. Меня задевает каждое его слово, взгляд, действие. Ему удается причинить мне боль…а когда он неожиданно ласков со мной, то я чувствую, как эта боль испаряется, и внутри расцветает цветок счастья. У него белые лепестки и желтая солнечная сердцевина. Он похож на ромашку…и от каждого жестокого слова с нее слетают лепестки.

Утром меня одели в странную одежду, скорее похожую на тунику лазурного цвета с золотыми вставками по низу и на груди. Это одеяние слегка прикрывало двумя полосками голую грудь, переплеталось на спине, крепко обтягивало талию и совершенно обнажало плечи и руки. Когда Цэцэг укладывала мои волосы в виде ручек амфоры, закрученных над ушами, и наносила на мою шею парфюм с запахом апельсинов и свежести, я спросила у нее, зачем такой маскарад.

— Вы едете в цирк Сансара. Там свой дресс-код. Это не обыкновенный цирк. Это целый мир со своими законами, селекцией, одеждой и плановыми вечеринками. В приглашении всегда оговаривается, в чем должны быть одеты гости цирка.