Падение Хана

Я делала каждый шаг уставшими босыми ногами и думала о том, что я иду навстречу самой смерти. Вот она — мрачная, черная сгорбилась и дрожит у монумента. Пока вдруг не обернулся ко мне, и я замерла. Вначале все тело сковал ужас. Сейчас закричит и отдаст приказ схватить меня. Но он медленно поднялся с колен. Такой бледный, осунувшийся, похудевший, с растрепанными волосами и небрежно заправленной в черные штаны мятой рубашкой. И мне вдруг стало больно за него. Такой одинокий, такой чужой для всех. Смотрит на меня, и я ощущаю, как его накрывает волной боли, вижу, как дрожит его большое и сильное тело, как блестят глаза. И понимаю, что соскучилась… и мне все равно, что теперь будет. Пусть убьет меня сам. Мне больше некуда идти. У меня никого нет, кроме него. Сделал шаг ко мне, затем еще один и еще, и я побежала навстречу, а когда он жадно сдавил меня обеими руками и зарылся лицом в мои волосы, внутри все заныло, застонало, ожило. Я чувствовала, как он трясется, слышала, как стучат в лихорадке его зубы и как бешено колотится в груди его сердце.

Встретилась взглядом с черными глазами, наполненными всей адской тоской вселенной и чернотой самой мрачной бездны, и сказала то, что ощутила именно в этот момент…

— Я люблю тебя. Мне с тобой хорошо.

***

И все тело пронизало болью…потому что вдруг поняла, что, и правда, стою в лабиринте из кустарников и цветов, стою и вижу, как он валяется в ногах точно такого же памятника, как в "лебединой усадьбе". Высокой статуи, так похожей на меня саму, а рядом с ней женщина с раскинутым в стороны руками.

Валяется и содрогаясь всем телом плачет. Он рыдает, и мне слышны эти рыдания, я сама начинаю от них дрожать. Такой огромный, сильный и в то же время полностью сломленный, и я ломаюсь и крошусь вместе с ним, меня саму скручивает от его боли и хочется кричать. Но я онемела, по моим губам течет моя же кровь из носа, она капает с подбородка, а по щекам катятся слезы.

— Прости…прости меня…сегодня я любил ее…как тебя. Я…делал ей хорошо. Прости. Девочка…прости.

В его руках хлыст, и он сжимает его рукоятку с такой силой, что мне видно, как побелели костяшки пальцев. Затем приподнимает хлыст и со всей силы бьет себя по спине, так, что вздулся огромный рубец.

— Но я… я не дам себе забыть боль. Я… я напомню. Вот так. Каждая рана в память о тебе…каждая.

Замахнулся снова, и я не выдержала, бросилась к нему, в грязь, на колени, перехватывая его руку.

— Не надо…прошу тебя, не надо. Я… я стану для тебя ею, кем хочешь, я люблю тебя, мне с тобой хорошо.

Замер, глядя на меня остекленевшими глазами, рассматривая мое лицо, и вдруг силой, пятерней обхватил его и со всей дури толкнул меня назад.

— ТЫ — НЕ ОНА! ТЫ…бл*дь, никогда не станешь ею! И я…никогда, слышишь, никогда не смогу тебя полюбить. Тебя…нет. Это я тебя придумал.

Рыдая, стоя на коленях, смотрю ему в лицо и…вижу на нем боль, ярость и разочарование. Мною. Тем, что я…не она.

— Позволь мне…, - протянула к нему руки, но в воздухе свистнул хлыст, и я закрыла руками лицо.

— Изуродовать, чтобы больше не была похожа! — взревел он, а я ощутила, как вздулся рубец на коже запястья.

— Хан! Хааан!

Кричал кто-то и бежал по лабиринту, размахивая руками.

Монгол опустил хлыст и развернулся ко мне спиной, а я, тяжело всхлипывая и задыхаясь от ужаса и рыданий, смотрю на его окровавленную спину, снова чувствуя, как внутри разливается боль. Не физическая…нет. Мне больно вздохнуть, кажется, что внутри меня сломаны крылья.

— Хааан! Эрдэнэ пропала!

— Чтоооо?! — дикий рев, заглушивший даже биение моего сердца.

— Ее нигде нет. Весь дом обыскали!