Падение Хана

Толкнулся уже сам, хватая меня за волосы, оттягивая мою голову назад и одновременно с этим наклоняя меня к себе, и снова перехватывая губами мои соски. Терзая их, кусая и сильно втягивая в себя, поддавая бедрами вверх-вниз вместе со мной. Все быстрее и быстрее. И боли нет, меня распирает, меня буквально рвет на куски этими толчками, и это трение там глубоко задевает что-то…толкается в какое-то чувствительное место, в какую-то адски невыносимую точку, и я начинаю сходить с ума. Вертеться в его руках, выкручиваться, выгибаться назад. Вместе с ним, я двигаюсь в унисон, я извиваюсь на нем и слышу собственные вопли, созвучные его диким стонам. Все быстрее и быстрее, опуская на себя и поднимая вверх, вращая мною и наклоняя к себе, чтобы поршнем врезаться на дикой скорости, выбивая из меня крики. Я слышу, как шлепают друг о друга наши тела, чувствуя, как мокро там, между нами, как что-то течет из меня, и я вся вязкая, потная, липкая. Я превратилась в патоку и… я хочу, чтобы это не прекращалось. Хочу, чтобы он таранил меня все быстрее.

Я сейчас потеряю голос от криков, от хрипов. Его губы и зубы они везде, они кусают мои соски, мои ребра, он жадно лижет мою кожу, и это похоже на сумасшествие. Я смотрю на его лицо, искаженное как в муке, как в невероятной пытке, и это заводит, подхлестывает еще сильнее. Мы оба, как голодные животные, и я… я такая же голодная, как и он. И эта точка…внутри под этим натиском воспаляется, горит, зудит. Я хочу, чтобы он долбился в нее быстрее, сильнее, о боже…больнее. Пока меня не выгибает назад, дугой с громким криком, и я не чувствую, как мое влагалище стискивает его член в бешеных судорогах, а саму меня сотрясает от невыносимого наслаждения.

Это полная принадлежность ему, это осознание его абсолютной власти и…его желания доставить мне удовольствие заставляет биться в экстазе еще сильнее, под его громкий рык и выстреливающие внутри струи семени.

Потом я какое-то время лежу на нем, пока сильная рука не снимает меня и не сталкивает рядом на кровать.

В тот момент я была слишком опустошена, слишком потеряна, чтобы осознать, что меня отбросили. Наше дыхание рваное и хаотичное все еще слышно во всей комнате. И я настолько уставшая, настолько истерзанная, что мои глаза закатываясь закрываются. Я засыпаю рядом с ним, полуголая, распластанная, испачканная его спермой. И мне не хочется все это смыть с себя. Я не грязная… я возрожденная.

— Мне…мне так хорошо… — прошептала едва слышно и закрыла глаза, проваливаясь в сон.

Я…люблю его. Так шепчет мне лебедь внутри меня. Она его любит, и я люблю…

ЭПИЛОГ

А утром, принимая душ, долго смотрела на едва затянувшиеся раны от шипов… Это все, что осталось у меня от цветка. Наверное, вот так остаются шрамы от всего, что мы любим, когда оно нас покидает. Шрамы и есть воспоминания о любви.

"Позови меня…" Ульяна Соболева

Я снова шла за ним…в предутреннем тумане, в кромешной тишине. Босая, по росе. Шла босиком через лабиринт несколько часов. Не запомнила дорогу в прошлый раз, а в главные ворота если войду, кто знает, что меня ждет. Если враг внутри дома, если тот, кто "помог" мне бежать, здесь, то меня убьют, едва увидят… тем более если Хан отдал такой приказ. А он мог. Я даже в этом не сомневалась.

Я должна увидеть его самого. Прийти к нему. Посмотреть в глаза… и попытаться. Ведь я успела за это время понять его характер, успела узнать. Если приду сама, он может пощадить или сам же казнит на месте.

Он стоял на коленях у статуи, склонив голову, опираясь лбом о холодный мрамор. Я видела его фигуру издалека. Скрюченную, склоненную перед женщиной, протянувшей вперед тонкие руки. Эрдэнэ рассказывала мне, что в лабиринте есть памятник матери Хана, и что никто не имеет права к нему подходить или прикасаться.