Падение Левиафана

А еще дрейфовала бутылка.

— Одна из твоих? — спросил Джим.

— Надеюсь, что так. Поглядим, — сказала Наоми.

Прежде система связи всего человечества была довольно надежна. Внутрисистемные радиосигналы у кольца врат подхватывались усилителями, достаточно сильными, чтобы преодолеть помехи во вратах, либо физически передавались ретрансляторами в обе стороны. Станция «Медина», находившаяся в центре сферы, поддерживала работу этих устройств и контролировала сетевой трафик. Десятилетиями можно было отправить сообщение с Земли на Бара-Гаон и получить ответ в течение дня, даже если очередь перегружена. Но с уничтожением «Медины» и восстанием подполья это все прекратилось.

Тысяча триста миров теперь общались через неустойчивую лоскутную сеть передатчиков — доставляющих сообщения кораблей и модифицированных торпед, которые Наоми называла бутылками. Конкретно эта была настроена на сбор поступающей информации, предназначенной для Наоми, и на хранение до срабатывания сигнала. Система не идеальна, и наверняка по пути немало терялось, зато бутылку легко опознать, подделать трудно, а отследить почти невозможно.

Она вызвала управление двигателем Эпштейна и немного изменила схему подачи топлива. Это не мог заметить никто, кроме бутылки — отклонение в пределах нормального. Для массива датчиков на поверхности бутылки это будет совпавшим ключом.

Сработало.

В ответ бутылка выпустила в эфир всплеск плотно упакованных данных, который слышал любой корабль в медленной зоне. Прямой луч четко указал бы на принимающего сигнал, но этот мог предназначаться любому из десятка кораблей. И подполье то и дело устанавливало фальшь-бутылки, проникавшие в медленную зону или врата, чтобы выплеснуть неверные данные или спутать карты.

Система «Роси» втянула радиовсплеск и приступила к его расшифровке, а тем временем бутылка на краю пространства колец включила собственный двигатель и ушла сквозь врата. Подпольщики Наоми будут ждать детонации, для них это знак отправлять новую бутылку, когда появится такая возможность. А если это видели лаконийцы, даже если понимали, что это значит, то все равно ничего не могли поделать.

Вся система работала как ячейка АВП, только очень крупная, и ее спроектировала сама Наоми. Грехи прошлого, нашедшие полезное применение.

— Что ж, могло быть и хуже, — заметил Джим. — Весь вопрос теперь — куда мы пойдем.

— Это будет зависеть от полученных данных, — сказала Наоми. — Не люблю торчать в пространстве колец дольше чем требуется.

— И я тоже не хочу, чтобы нас раньше срока сожрали силы, существующие вне пространства и времени.

Знакомые шутливость и легкость, как и всегда, однако за ними была пустота. Не отторжение, подумалось ей. Истощение.

— Если нужно, — начала она, — всегда есть...

Ее перебил голос Терезы по корабельной связи.

— Нужна помощь. Машинное отделение. Помогите, скорее.

Она еще не закончила говорить, а Джим уже отстегнулся. Всю его усталость как рукой сняло. Он не стал дожидаться включения лифта и по поручням, как по ступеням лестницы, опустился в шахту. Наоми еле поспевала за ним и отчасти радовалась, глядя, как он снова движется уверенно. Словно ненадолго увидела прежнего Джима. Хотя бОльшая часть его была скрыта, он по-прежнему здесь.

— Что случилось? — спросил из рубки Алекс.

— Что-то не так с Амосом, — отозвалась Тереза голосом спасателя — напряженно-спокойным.

— Мы уже идем, — сказала Наоми.

Джим молчал. Приближаясь к инженерной палубе, они что-то услышали. Голос Амоса, но без слов. Низкий звук, похожий на рык или гортанный рокот. Чем-то напоминающий звуки тонущего человека. Они с Джимом вошли в машинный отсек одновременно.

На полу, скрестив ноги и обнимая Амоса, сидела Тереза. Его лысая голова тряслась и дергалась у нее на коленях. Изо рта текла белая пена, черные глаза были широко распахнуты и пусты. Воздух наполнился отвратительным запахом, одновременно металлическим и органическим.

— У него припадок, — сказал Джим.

— Почему? Почему он такой? — дрожащим голосом спросила Тереза.

Глава четвертая. Элви

— Вытаскивайте ее, — сказала Элви. — Заканчиваем.

— Нет, — ответила Кара. Голос девочки еще дрожал, но слова прозвучали ясно. — Я справлюсь.

Мозговая активность Кары отображалась семью наборами данных на четырнадцати мониторах. Данные с БИМа, — Большого Изумрудного Мозга, как окрестили техники единственную достопримечательность системы Адро, зеленый кристалл размером с Юпитер, — выводились рядом. Продвинутые протоколы сопоставления изображений накладывали их друг на друга в шести измерениях. Нестабильность промелькнула в обоих, приступ — если это был он — перешел от всплеска к более стабильному потоку.

Все в лаборатории, и ученые, и техники, вопросительно повернулись к Элви. Она ощущала всеобщее желание продолжать. Она и сама этого хотела. Ситуация напомнила о временах, когда ей, как ответственной по этажу в общежитии, приходилось прекращать вечеринки в холле.