Падение Левиафана

Трехо развел руками, подчеркивая свое бессилие. «Что нам остается?» У Джима заболели ладони, и он заставил себя разжать кулаки.

«Здесь у меня есть копия подписанного вами документа. Правила безопасного использования врат. Имеется и анализ трафика, показывающий, в какой степени ему подчиняются. Я поставил на анализ своих лучших людей и должен сказать, вы чертовски хорошо справились. Надежно сделано. Если бы график действовал, он позволил бы далеко продвинуться в предотвращении угрозы инцидентов. Вам не хватает лишь одного: возможности ввести его в действие. Разделяя ваши заботы о человечестве в целом и признавая общую для нас историю и мораль, я готов предоставить свои силы в ваше распоряжение. Я от лица Лаконии и верховного консула Дуарте предлагаю подполью не только перемирие, но и сотрудничество.

Мы обязаны покончить с мелкими дрязгами и ссорами. Думаю, вы это понимаете. И я на это готов. Более того, я согласен разместить в пространстве колец два лаконских истребителя, даже сознавая риск, которому они подвергаются, с единственной целью – гарантировать выполнение установленного вами протокола переходов. Мы не будем ограничивать и контролировать торговлю. Я гарантирую безопасность любого использующего врата корабля и полную амнистию подполью.

И начну я с перенаправления на эту задачу сил, присутствующих сейчас в системе Фригольд, – продолжал Трехо. – Вот мое предложение: единый фронт против истинных врагов человечества. Все, чего я прошу от вас в подтверждение доверия и доброй воли, – это вернуть находящегося на вашем корабле пассажира. Вы не хуже меня знаете, что с нашей стороны ей ничто не угрожает. Мы хотим лишь возвратить ее домой. А учитывая примирение сторон, для нее больше нет причин жить в изгнании».

Сообщение закончилось, а Джим еще мгновение оставался не здесь. Каюта станции Драпер, койка, чуть заметная сила тяжести – все это никуда не делось, но стало не столь непосредственным, не столь реальным, как тюремная камера в глубине здания лаконского Государственного совета. Реальным был страх, а еще реальнее – сдвоенное чувство отчаяния и ответственности. Убежденности, что все зависит от него – и что он бессилен. Как будто видишь, как падает дорогая и хрупкая вещица, и знаешь, что подхватить не успеешь. Все готово было разлететься вдребезги, и он, хоть и не мог ничего изменить, сгибался под тяжестью горя, как будто нес его в одиночку.

Он так много сделал, он так старался – и так мало добился. А теперь они задают вопросы, с болью вытягивают ответы, пока он не скажет хоть что-то. Или и вопросов не задают, просто избивают, пока он не усвоит, что отдан им на милость, а милости они не знают.

Маленькая неподвижная частица сознания, со стороны наблюдающая за остальными частями, отметила странность. Будучи пленником на Лаконии, он держался. Заставлял себя планировать, интриговать, встречать страдания с твердостью, какой не находил в себе теперь. После побега он ощущал эйфорию. Спокойствие, цельность, возврат к жизни, на которую и надеяться перестал.

Но когда погасли восторги медового месяца, под ними обнаружился изуродованный шрамами, сломленный человек. Он чувствовал себя не слабым – ничтожным.

За спиной остались годы. Годы плена и пыток – тоже тяжелые, и годы, когда он играл роль почетного гостя, все время ощущая дышащую в затылок смерть. Годы в роли танцующего медведя. Эти были хуже, потому что они сломали его представление о себе. О том, кто он такой. О том, что такое истина. Того Джима Холдена, который запустил тревогу на станции «Медина», не стало. А Джим Холден, интриговавший против Кортасара в поддержку Элви Окойе, с самого начала был наполовину фальшивкой. Он был тем, что от него осталось. Опивками. Огрызками.

Джим! Джим, вернись ко мне.

Он переключился. Увидел тесную каюту – будто запустилось видео. Рядом была Наоми. Он не запомнил, когда она вошла. Наоми держала его за руку.

– Привет, – заговорил он, с натугой изображая бодрость и веселье. – Подумать только, кого я вижу!

– Так ты посмотрел сообщение.

– Угу. Да. Посмотрел.

– Я надеялась, что ты еще спишь. Надо было мне сразу сюда идти.

– Нет, – возразил он. – Я в порядке. Просто прорабатываю небольшую старую травму. И соображаю, что взять на ужин. Обычное дело. Что я пропустил?

– Можно отложить этот разговор.

– Не поможет, – сказал он, сжимая ее пальцы. – Отложить разговор? Не поможет. Пока ты здесь, со мной все в порядке. Даже полезно вытащить это дело наружу. Честное слово.

Он не знал, правду ли говорит, но и не был уверен, что лжет.

Он видел, как она решила ему поверить.

– Он капитулирует, – сказала Наоми.

– Только если ты возьмешь его на должность полицейского, – заметил Джим. – Это не совсем капитуляция.

– Я прочла приложенный им договор, – сказала она. – Он действительно видел мой график движения.

Местами цитирует дословно. И его корабли переходят под мою команду.

– Это хорошо.