Падение Святого города

Шитые золотом стяги были приспущены. Пройас был одет так, словно выздоравливал от болезни, а не собирался развлекаться. Он сидел перед маленькой жаровней с железной решеткой. Слева от него располагался Ксинем, а напротив — женщина.

Эсменет.

— Акка,— сказал Пройас, бросив нервный красноречивый взгляд на Эсменет. Лицо его было измученным. Он немного помедлил и продолжил: — Заходи. Садись с нами.

— Прошу прощения. Думал, застану тебя од...

— Он же сказал — входи! — рявкнул Ксинем с добродушным упрямством закоренелого пьяницы. Повернулся в профиль, словно настроил на Ахкеймиона левое ухо.

— Да,— кивнула Эсменет.

Голос ее звучал несколько вымученно, но взгляд был искренним. И лишь когда Ахкеймион подтянул к себе непослушную подушку, он понял, что согласилась она из жалости к Ксинему, а не потому, что на самом деле желала его общества. Какой же он дурак...

Она выглядела потрясающе. Ему было почти больно смотреть на нее. Большинство мужчин втайне ценят красоту утраченных женщин, но рядом с Ахкеймионом Эсменет была скромным цветком, а теперь стала роскошной розой. Ее шею украшали жемчужины на серебряной нити. Волосы, подобные сверкающему черному янтарю, удерживались высоко надо лбом двумя серебряными заколками. Платье с блестящим узором. Темные взволнованные глаза.

Рабы собирали кубки и тарелки. И Пройас, и Эсменет выказывали новому гостю подчеркнутое внимание. Все были растеряны, за исключением Ксинема, обгрызавшего мясо с ребрышек поросенка, зажаренного в бобовом соусе. Пахло это блюдо замечательно.

— Как ваши уроки? — спросил Пройас, словно вдруг вспомнил о манерах.

— Уроки? — переспросил Ахкеймион.

— Да, уроки с...— Он пожал плечами, словно сомневался, можно ли говорить по-старому.— С Келлхусом.

Один звук этого имени действовал как поворот рычага. Ахкеймион стряхнул с колен несуществующую пыль.

— Хорошо.— Он изо всех сил пытался говорить непринужденно.— Если я доживу до тех пор, когда смогу написать об этом книгу, я назову ее «О разновидностях восторга».

— Ты украл у меня название! — воскликнул Ксинем, потянувшись за вином.

Пройас быстро налил ему большую чашу и улыбнулся, несмотря на колючее раздражение во взоре.

— Как так? — удивилась Эсменет. Ахкеймион поморщился от резкости ее тона. Ксинем, пусть и слепой, повсюду видел неуважение к себе. Он стал хуже скюльвенда.— Каково было твое название, Ксин?

— «О разновидностях задниц». Все захохотали.

Ахкеймион переводил взгляд с одного сияющего лица на другое, стирая слезы большим пальцем. На мгновение ему показалось, что Эсми стоит лишь протянуть руку, прижать подушечку большого пальца к его ногтю, и жизнь станет прежней. Все, что случилось после Шайгека, просто исчезнет.

«Все они здесь... все, кого я люблю».

— Мой нюх! — запротестовал Ксинем.— Я говорю вам, мой нюх сильнее моих глаз! Он проникает в самые глубокие трещины... Ты, Пройас, думаешь, что вчера ел баранину,..— Он скривился и уставился в пустоту.— Но на самом деле это была козлятина.

Эсменет упала от хохота на подушки, задыхаясь и болтая ногами. Ксинем повернул голову на звук ее смеха. Всезнающе погрозил пальцем.

— В том, что мы видим, есть много красоты. Так много красоты! — с насмешливой красноречивостью произнес он.— Но в том, что мы чуем,— правда.

Смех присутствующих стих, отозвавшись на опасное изменение темы. В одно мгновение веселье исчезло.

— Правда! — с яростью воскликнул Ксинем.— Мир провонял ею! — Он попытался встать, но вместо этого повалился на задницу.— Я чую всех вас,— провозгласил он, словно отвечая на их ошеломленное молчание.— Я чую, что Акка боится. Я чую, что Пройас скорбит. Я чую, что Эсменет хочет трахаться...

— Довольно! — воскликнул Ахкеймион.— Что это за безумие? Ксин... каким дурнем ты стал!

Маршал расхохотался, охваченный внезапным и невероятным здравомыслием.

— Я все тот же, кого ты знал, Акка.— Он утрированно пожал плечами и протянул руки ладонями вверх.— Только без глаз.

Ахкеймион вздохнул. Почему же до этого дошло? Ксин...

— Мой мир,— продолжал Ксинем, ухмыляясь почти добродушно,— разорван пополам. Раньше я жил среди людей. Теперь живу среди задниц.

Никто не смеялся.

Ахкеймион встал и поблагодарил Пройаса за гостеприимство. Конрийский принц сидел мрачный и молчаливый, как могила. Несмотря на смятение, Ахкеймион понимал, что Пройас использует Ксинема в качестве наказания. Перевернув старые понятия, Келлхус переписал и беды множества людей.

Ксинем закашлялся, и Ахкеймион увидел, как от этого звука Эсменет вздрогнула. Маршала терзал не только дурной нрав. Он выглядел все хуже.

— Да, Акка,— сказал Ксинем.— В любом случае, беги отсюда.— Несмотря на бледность, его усмешка казалась здоровой.

— Я пойду с тобой,— сказала Эсменет. Ахкеймион сумел только кивнуть и сглотнуть комок. «Что с нами творится?»

— Обязательно спроси ее,— прорычал им вслед Ксинем,— зачем она трахается с Келлхусом!

— Ксин! — воскликнул Пройас скорее в ужасе, чем в гневе.

С мятущимися мыслями и горящим лицом Ахкеймион повернулся к своему бывшему ученику, но краем глаза заметил, что Эсменет удерживает слезы.

«Эсми...»