Падший

За время моей работы в полиции сталкиваться с самоубийцами приходилось неоднократно, я мог бы сказать, что, если откачали, это уже не «всерьез», а игра на публику, но не стал портить вечер. К тому же всегда следует делать скидку на случайности и людскую глупость. Отдельные персонажи в висок из револьвера промахиваться умудрялись.

Впрочем, Лилиана в один миг позабыла о своей ревности, придвинулась ко мне и зашептала.

— Ты только посмотри, какая красивая пара! Ужасно обидно, что они не могут завести детей. Детки у них были бы просто чудо как хороши!

И действительно, Адриано и Белинда были словно созданы друг для друга. Высокие, статные, темноволосые, с неуловимо схожими чертами лица. Но вместе с тем разные, как огонь и лед. Она — жгучее нервное пламя, он — спокойный прагматик до мозга костей.

Впрочем, это вовсе не гарантировало их несостоявшемуся потомству особой красоты.

— Не стоит забывать о наследственности, — напомнил я спутнице. — Дети вполне могут пойти в бабушку или дедушку, а это дает простор для самых невероятных комбинаций.

— Фи, Лео! — разозлилась Лилиана. — Будешь так говорить, расхочу заводить от тебя ребенка!

Я обмер от неожиданности, а Лили легонько пихнула меня под ребра и подмигнула.

— Съел? Вот как говорить мне гадости!

— Больше не буду, — пообещал я и потянул спутницу к окну. Дирижабль медленно и плавно набирал высоту, огни улиц остались внизу, и нам открылся вид на город с высоты птичьего полета. Зрелище завораживало.

Расходившиеся от центральной площади радиальные бульвары отчетливо выделялись в накрывших Монтекалиду сумерках. Дальше шло кольцо линии конки, не идеально правильное, но близкое к тому. Газовое освещение там тоже заменили электрическими фонарями, и полоса света охранным кругом опоясывала город, отсекая подобравшуюся со всех сторон тьму.

— Похоже на пентаграмму, — прошептала Лилиана.

— Скорее, на подожженное тележное колесо! — рассмеялся Брандт, который в выпивке себя не ограничивал и успел пропустить несколько бокалов игристого вина.

Лили за словом в карман не полезла, и они буквально насмерть сцепились, доказывая, чья аналогия более образна и поэтична. Я в споре участия не принимал и молча смотрел в окно.

Электричество сильнее магии, это знали все, но лишь взгляд с высоты птичьего полета на залитый огнями город позволял осознать всю глубину этого утверждения.

«За наукой — будущее…» — Я встрепенулся из-за невесть с чего пришедшей в голову мысли и вдруг понял, что этот тезис только что во всеуслышание объявил хозяин вечера.

— За наукой — будущее! — повторил Джозеф Меллоун и воздел к потолку руку с пузатым бокалом коньяка. — Так выпьем за это будущее! За науку и независимость! Независимость от законов природы, которую она дарит нам!

Все выпили и вновь разделились на отдельные компании, центрами притяжения стали Адриано Тачини и Джозеф Меллоун. Первый повел рассказ о реставрационных работах, второй рассуждал о неминуемом росте биржевой капитализации его корпорации после завтрашнего гала-концерта. Архитектор для наглядности то и дело указывал на раскинувшийся внизу амфитеатр; миллионер ловко жонглировал цифрами с немалым количеством нулей. Благодарные слушатели нашлись и у одного, и у другого.

На общем фоне выделялся неприкаянностью Франц Рубер, который вливал в себя бокал за бокалом и время от времени прикладывался к маленькой серебряной фляжке. Я рискнул предположить, что в ней был абсент.

Альберт Брандт фланировал от одной компании к другой и заводил разговоры, нисколько не смущаясь серьезной разницы в социальном положении между ним и другими гостями. Большинство приглашенных Джозефом Меллоуном господ обладали состояниями как минимум с шестью нулями, но поэт легко находил со всеми общий язык, словно пребывал в привычной для себя богемной среде.

Лилиана утянула меня слушать речь Адриано, хотя, если начистоту, технические подробности оказались для меня слишком сложны, а глазеть на супругу архитектора было, по меньшей мере, неуместно. От скуки спасал лишь вид из окна.

К счастью, вскоре дирижабль пошел на посадку, и нас пригласили на выход. К этому моменту окончательно стемнело, и на трапе я невольно вздрогнул, когда в сгустившихся сумерках возникли три белых пятна. Одно висело в воздухе, два других порхали подобно прилетевшим на свет мотылькам.

«Мим!» — сообразил я и отвлекся придержать оступившуюся спутницу, а фокусник наклонился и принялся крутить руками в воздухе, делая вид, будто раскручивает вентиль одного из баллонов.

Спину уколол отголосок чужого страха, и последним спускавшийся из гондолы Джозеф Меллоун зло рыкнул:

— Кто пустил сюда паяца? Уберите его с крыши!

Крепкие парни из охраны оттеснили Невероятного Орландо от баллонов, и никто из гостей не обратил на этот инцидент ни малейшего внимания, а у меня в голове так и завертелись шестеренки.

«Газ! Газ! Газ!» — прокручиваясь, раз за разом скрипели они.