– Нет. – Арджун нервно замолкает на мгновение. – Не стану.
Валерия кивает.
– Твой выбор. И мы должны уважать выбор своих друзей, Себас, – говорит она мне. – Настоящие друзья не обязаны тебе прислуживать, и не важно, что думает твой дядя по этому поводу.
– Никогда не думал, что вы так сильно не любите Никодима, – замечаю я.
– А что в нем я должна любить? – усмехается она. – Он мужчина худшего сорта, а как бессмертный – и того хуже.
Я поджимаю губы.
– Вопреки своей силе, Никодим жалок. Я ни разу не видела, чтобы он извинялся, – поясняет она. – Человек, который не желает нести ответственность за свои поступки, не тот, с кем мне хотелось бы водить дружбу. – Ее взгляд пронзает меня насквозь. – Будь осторожен и не следуй его примеру.
Я ничего не отвечаю ей. Просто слушаю. Уже второй вечер подряд я выслушиваю, как кто-то достойный уважения нелестно отзывается о моем дяде. Сначала Кассамир, теперь и Валерия. Сколько лет я провел, не желая ничего, кроме как стать похожим на него. Получить столько же власти и влияния.
Впервые в своей жизни я начинаю задумываться сейчас – а что, если я ценил вовсе не то, что следовало? Быть может, власть, которой обладает мой дядя, вовсе и не власть. И если это так, то что вместо этого мне следовало ценить в людях вокруг?
Что определяет хорошего человека?
Валерия тянется к керамической миске на подоконнике. Перстень, который она извлекает оттуда, теперь едва заметно мерцает, как будто впитал в себя свет луны. Прежде чем отдать перстень, она крутит его в пальцах, задумчиво хмурясь.
– Твой fеtiche начнет работать с завтрашнего дня. Он будет защищать тебя, и только тебя. Береги его. – Когда я тянусь к перстню, она отдергивает руку снова. – Я ожидаю, что ты будешь ценить мнение тех, кто о тебе заботится, Себас. Избегать своего прошлого больше нельзя. Твоя мать понимала разницу между верностью и любовью. Когда мы встретимся в следующий раз, я хочу, чтобы ты сказал мне, что тоже научился различать эти два чувства. – С лукавой улыбкой она склоняется ближе. – И надеюсь, в следующий раз твои извинения будут лучше.
Я киваю и беру из ее рук талисман. Золото перстня кажется холодным на коже.
– Защищай и будь под защитой, – говорит Валерия.
– Спасибо, Tia Valeria. – Я обнимаю ее своими ладонями. – Я постараюсь стать лучше.
– Да, Себас. Уверена, постараешься.
Бастьян
Уже давно перевалило за полночь, когда мы покинули магазинчик Валерии Генри. В такое позднее время улицы французского квартала совсем пусты, и небо над головой окрашивает землю под ногами в черные и темно-синие оттенки.
Мы с Арджуном молча идем по брусчатке. Несмотря на все возражения, Арджуну все-таки пришлось взять с собой миску с гамбо и буханку хлеба, завернутые в льняную салфетку.
Он трясет кульком еды с негодованием и восклицает:
– Я поражаюсь тому, что вам, янки, так сложно понять, что я не ем мясо. Как будто это какой-то ужасный грех. Дай-ка я спрошу у тебя: неужели куски плоти аллигатора когда-то тебя привлекали? – Арджун содрогается. – Это же мертвое животное в конце-то концов.
Я смеюсь.
– Если бы Валерия услышала, что ты причисляешь ее к янки, ее челюсть бы отвисла настолько, что она бы смогла проглотить тебя целиком.
Арджун смотрит на меня, разинув рот.
– Я не думал, что она поддерживала мятежников.
– Конечно нет. Как будто янки могли бы дать такой, как она, права наравне с мужчинами.
Арджун согласно ворчит.
– Боже храни королеву, – говорит он саркастичным тоном.
Я поднимаю глаза наверх. Дымка облаков окутывает луну, делая дорогу впереди совсем темной. И все равно мне кажется, будто я впервые в жизни вижу все четко и ясно. Всю жизнь я думал, что все уважают моего дядю Никодима. Ему всегда находилось место в любом обществе в высшем свете, словно он был рожден, чтобы править. Где бы ни появилась проблема, он всегда мог найти решение. Он давал мне советы, точно отец, и делился мудростью, точно старейшина, и в то же самое время успевал править могущественными бессмертными существами. Никодим обладал всеми качествами, которыми мечтал обладать я.
Однако теперь меня беспокоила мысль о том, что величие, которое я воображал, глядя на него, не все признавали. Странные чувства охватили мое мертвое сердце от осознания этой истины. Подозреваю, Валерия Генри сыграла тут не последнюю роль. От встречи с ней пробудились мои давние воспоминания. Те, о которых я не вспоминал на протяжении многих лет. Звук смеха матери. Мысли о том, каково это, наблюдать, как кто-то готовит для тебя ужин, каково слушать пение отца или ссориться с упрямой сестрой.
Каково это, быть любимым, когда от тебя ничего не ждут взамен.
Я замечаю, что Арджун наблюдает за мной.
– Что не так? – спрашиваю я.
– Скажу честно, последние пару часов я провел в страхе.
– По поводу?
– Не могу поверить, что ты не наказал меня за то, что я отказался отвести тебя в Сильван Уайль.
Подобные слова, услышанные из уст того, кого я считал другом, отрезвляют меня.
– И что, ты думал, я сделаю? Вырву тебе сердце и скормлю Туссену?