Падший ангел. Явление Асмодея (СИ)

Рыбаки исполнили свою просьбу – они тайно привезли Марту, но если страх принудил их к выполнению просьбы священника, то еще больший страх привел их к заговору. Они давно хотели избавиться от Марты, которая, по их мнению, могла оговорить любого. Но требовалось сохранить в тайне их участие в укрывательстве Марты. Самым простым, по их разумению, решением было отсечение языка тому, кто все это задумал. И он никогда не сможет их назвать. Он замолчит навсегда, и ни бесовские силы, ни щипцы Инквизиции не вынудят его назвать своих сообщников. Ни на одном суде!

Глава 64

Судебный консилиум размещался в маленькой тюрьме, где обычно держали проворовавшихся менял и амбарщиков. Как заброшенный пруд покрывается ряской, так здание тюрьмы давно позеленело ровным мелким мхом, и напоминало плоскую кочку на болоте.

Тюрьма состояла из шести камер, комнаты охраны, кухни, и самого большого помещения-комнаты пыток с застоявшимся запахом крови.

В подобных тюрьмах и проходили Суды Святейшей Инквизиции. В роли судьи выступал инквизитор, восседавший на высоком троне с вытянутой спинкой, рядом еще несколько важных особ – второй инквизитор, нотариус и эксперт по теологии, входивший в религиозный орден. Последнему была уготована роль являться также защитным адвокатом обвиняемого.

Едва прошла неделя после первого молебна, проведенного братом Рамоном в местной церкви, после прочтения проповеди прихожанам, как Инквизитор приступил к допросам доносителей и свидетелей. За неделю у него набралось уже больше двух десятков доносов, и оттягивать начало процесса не имело смысла.

Другие братья затягивают процедуру сбора доносов на долгие месяцы. И жернова их расследований затягивают и перемалывают все новые и новые души. Их увлекает это занятие – разоблачения растут как грибы, и тот, кто выдавал себя за непорочного на суде, на глазах превращался в гнусного поборника ереси и богохульства. Как много врагов, но неисчерпаемы силы братьев веры Христовой. И несгибаема воля радетелей правды и чистоты. Так размышлял брат Рамон, но для себя любое затягивание разбирательств он считал непозволительным расточительством времени. Тем более, что пока охотишься за дичью, крупный зверь успеет затаиться. Сколько бывало случаев, когда главные виновники пускались в бега. И приходилось их отлавливать в лесных ямах, отдирая как сорняки от земли. Особенно его огорчало то, что братья принимали покаяния от подозреваемых еретиков, давали им прощение и еще плели интриги.

Получив первые доносы, он уже знал, кто и за что будет судим. Главное в другом, как извлечь истину, как получить показания. И здесь брат Рамон владел редким искусством правильного и последовательного выбора инструментов пыток и проведения самых иезуитских испытаний. Любой раскаявшийся грешник или грешница должны были почувствовать всю глубину своего раскаяния и сделать те признания, которые они сами от себя не ожидают. В этом сила, и вся соль воздействия на них.

Увлекшись претворением своих идей на практике, в последнее время он стал забывать лица своих подсудимых, их особенные черты, глаза, мимика – все замутилось и приняло форму одного лица. И он не знал, кому оно принадлежало. И был ли такой подсудимый у него или ему привиделось – никак ему не удавалось разгадать. Он и не заметил, когда это произошло. Началось все с лица той ведьмы, что в Брегене осталась жива после семи дней пыток, и ее тащили на костер с изуродованными конечностями и вырванными волосами, а она все смотрела на него, на инквизитора, одним вылупленным глазом и вторым, оплывшим, как свечной огарок, не отрываясь смотрела, будто хотела запомнить его для чего-то. И тогда лицо ее превратилось в глазах его в кровяное пятно, и таким осталось навсегда, а потом и другие лица казненных стали покрываться такими пятнами. И как не боролся инквизитор с этим – он добился единственного – это возникновения одного лица, принадлежащего неизвестно кому, мужчине или женщине. И так и осталось оно теперь в его глазах. И он обязан был превратить эту безликость в жертву, угодную Богу. Он призван излавливать еретиков и ведьм и демонстрировать им силу Божьего возмездия и наказания.

Пусть теперь будут скрыты для него испуганные, мученические гримасы людей, зато он обнаруживает ту желанную для него искру раскаяния, что сверкает через невыразимые муки и боль испытуемых, что несет свет в потемки этих тюремных затворов.

Позавчера, еще не задав своего первого вопроса, брат Рамон уже видел ведьму истерзанной. Ведьма прикинулась безумной – и люди этому поверили. Не первый случай. Для нее достаточно нескольких формальных вопросов. И за криками и лепетом ведьмы он уже выбирает ее жертвенный путь.

Более всего брата Рамона мучил выбор первого инструмента, с которого следовало начать. Это был этап какого-то внутреннего преодоления себя, несмотря на тысячи пыток, что провел он за эти годы. Он считал, что этим инструментом управляет рука Провидения, и от этого выбора зависит вся глубина проникновения в душу грешника и его раскаяния.