Над свежевырытой ямой, он собрался произнести молитву. Но вновь на него набросилась неведомая стихия. Его трясло, как трясет возницу, управляющего лошадьми на каменистой дороге. Неожиданно он ощутил прилив сил и мощными руками стал делать подкоп под могилу старухи, разгребать кладбищенскую землю, углубляясь вниз, поминутно сдерживая кашель и обмазывая лицо грязными руками. Силы еще прибавлялись. Он сбросил с себя сюртук и рубаху. По потному телу пробежала прохлада. Гора земли, вырытой им, уже была с человеческий рост.
Он пролез под плиту, выбросил оттуда череп, и следом вытолкнул наружу гроб, еще не охваченный гниением и тленом. В образовавшуюся пустоту, викарий сапогами натолкал рыхлой земли.
…Гроб легко двигался к своему новому пристанищу, оставляя широкий след. Это убежище смерти пустовало изначально, и викарий знал, что в нем никого нет и его можно столкнуть в свежую яму.
Он поднял извлеченный череп, осмотрел его, очистил от земли:
– Как ты там оказался? Без своего скелета и без гробины?
Неизвестный череп покорно молчал, скрывая свою историю. Но допрос продолжался:
– Кто был твой обладатель?
Викарий бережно принес сверток, с останками кого-то, спустился в свежую могилу и сложил в пустующий гроб.
– Любой человек должен быть похоронен, даже если от него остаются куски мяса…
Но в голове его помутилось, он зашатался, как выпивоха из харчевни, и упал возле гроба.
Он очнулся лежа, в тесном положении, где нельзя было пошевелиться. Руки были прижаты с обоих боков так, что поднять их оказалось невозможно. Он повернул голову в сторону – взгляд уперся в деревянную стенку, и тут же покачнулась голова. Сомнений не оставалось – он лежал в гробу, и казалось, что гроб не стоит на месте. Его тащила в заданном направлении какая-то сила – двигая плечами в стороны, он стал расшатывать гроб, пока не вывалился из него. Обернувшись, он увидел, что находится на прежнем месте, и никого вокруг, и гроб стоит перед ним.
…Он сидел отрешенно, поставив глаза в разрытое черное логово, и тянуло его туда, как тянет любого, заглянувшего за пределы человеческого понимания жизни и смерти. Тянуло, будто веревками за шею. Ему показалось, что облегчение наступит только тогда, когда оставишь все земное, и сляжешь в могилу. И старуха уже сидела совсем близко, на старом, обсыпавшемся холме, откуда он давеча вытащил гроб. Старуха сидела, сложив костлявые руки на коленях, и смотрела на него горящим взором. Ждала от него чего-то, не молитвы, не сочувствия….. И не было у него слов. И не было молитвы. Но он держался за крест.
Останки снова оказались разбросанными, как там, на месте волчьей охоты. Сложив их в тряпичный кусок, он закрыл крышку и заколотил гвоздями. Предварительно еще он кинул монетку – вопреки христианскому учению, он верил в приметы. Но что поделать, если приметы сбываются. И сколько раз ему, образованному человеку, пришлось в этом убедиться.
Он копал всю ночь, создавая новые насыпи вокруг. Под одной из них он похоронил останки того растерзанного человека, которого никто бы не опознал. Вокруг той ямы он установил семь холмов с семью крестами. Чтобы никто не нашел и ни на кого не падала тень преступления. Он был уверен, что сумел нарушить план дьявола, по которому люди должны впадать в грехи не по своей воле, и подозревать, и уничтожать друг друга. Святую воду он вчера, когда начинал раскопки, опрокинул, но был у него припасен еще один флакон, и его хватило, чтобы освятить могилу и прочесть молитвы.
– Мир праху твоему! Мир праху твоему! Мир праху твоему! – так завершал он свой обряд, все больше возвышая голос и чувствуя запах крови.
… Он не помнил, шел по земле или летел. И уже летели с деревьев, летели на вечный покой, отшумевшие желтые августовские листья. Он глубоко нырнул в холодные воды озера и долго не хотел всплывать на поверхность.
Кристина в последние дни все чаще встречала ночь у окна своей миниатюрной комнаты в доме доброй хозяйки, что на время приютила ее. Девушка сидела допоздна, потом лежала с открытыми глазами на кровати – не могла уснуть – не могла и встать. Оцепенение продолжалось. Что с ней происходит – она не понимала. Бессонница властвовала над ней. И часто какой-то бред лез в голову. Но ранним утром она уже была на ногах. Она решилась выйти из дома в столь раннюю пору, и заставила себя подняться, умыться ледяной водой со двора, привести в порядок волосы, быстро погладить платье, благо – для утюга нашлись угольки, тлевшие с вечера в печи.
И едва помутнел на лунном диске серебряный налет, едва наполнилось синью предутреннее небо, как она поспешила к дому старухи.