Палач

…Настоящая Польша… Скучные здания, весенняя пыль, метущая по улицам грязной поземкой, газеты, обертки, несомые ветром по тротуарам, банки из-под пива и кока-колы, гремящие по мостовым в дырах. Правда, в тяжелом лимузине дыры и ухабы почти не чувствовалисъ… Множество поляков и евреев и других выходцев из Восточной Европы, расселившихся по клоповым дырам Бруклинов, Квинсов и Астории, сформировали Соединенные Штаты наших дней в такой же степени, если не в большей, чем легендарное англосаксонско-протестантское наследие. Поляки, венгры, чехи, евреи, русские — эмоциональные, шумные, консервативные, нетерпимые, часто сбежавшие от коммунистических режимов в Европе, привили новой родине свои вкусы… Свой провинциализм, свою грубость и вульгарность…

9

Яцек жил на четвертом этаже. Холл дома 117 был окрашен толстым слоем горчичной охры. Масляная краска была положена поверх еще, может быть, полусотни предыдущих слоев краски, и потому холл выглядел как заплывшая, отекшая сталактитами пещера. Или как физиономия очень прыщавого подростка, съязвил сам себе Оскар, прыщи наплывали на прыщи, неровности на неровности.

Компания — Габриэл впереди, за нею Оскар с пакетом, в котором лежали две бутылки «Шато-Марго» 1961 года, за Оскаром Эстелла в толстых очках — долго, целую вечность, как показалось Оскару, поднималась по лестнице. По нечистой лестнице из искусственного мрамора. Очень дешевая американская мечта. «Мы честно трудимся и живем в доме с мраморной лестницей», — опять съязвил Оскар.

— Сюда, Оскар!

Одна из шести дверей четвертого этажа, как и все внутренности дома, залитая той же, цвета, дерьма, краской, была открыта, и в двери стоял Яцек. В белой тишотке с узенькими лямками на плечах и в тех же домашних, раздутых в коленях цвета хаки штанах, в которых он расхаживал перед Оскаром пять лет назад, когда бесприютному Оскару пришлось осесть у Яцека в Бруклине. Штаны только чуть пообтрепались внизу.

— Хэлло, миссис Кроадис, — опять не попал в цель Яцек и, согнувшись, поцеловал руку Габриэл. Оскар отметил про себя, что у Яцека узкие плечи никогда не занимавшегося физическим трудом человека, и хотя для Габриэл он представитель простых людей, для Оскара Яцек провинциальный дешевый интеллигент, притворяющийся не по своей воле простым человеком.

— Хэлло, мистер Гутор! — Лицо Габриэл треснуло в искренней улыбке. Габриэл, очутившись в холле, все время с удовольствием оглядывалась.

«Чему она так радуется?» — с раздражением подумал Оскар и, пока Габриэл представляла тараканьему богу свою дочь, Оскар попытался определить состав запаха гуторовского холла.

«Часть, безусловно, кошачья моча… Еще часть, вне сомнения, не что иное, как запах старой дешевой мебели и старых сальных тряпок, которыми полны квартиры этого дома… Еще один из элементов воздуха — запах старых тел обитателей дома». Оскар был уверен, что, как обычно, две трети обитателей — дети и старики, самая вонючая часть человечества. Часть…

— Заходи, Оскар, — отвлек его от исследовательской работы соотечественник. Габриэл и Эстелла, оказывается, уже были внутри.

Оскар прошел вслед за Яцеком в полутемную внутренность квартиры, и в квартире его ожидал другой запах — кисловатой сырости. К кисловатой сырости примешивался слабый, но едкий ветерок готовящейся еды. Какой? — попробовал угадать Оскар. Он не сомневался, что будет подан неизменный рис. Но варящийся рис выпускает в воздух только пресную сырость… Может быть, Яцек варит почки или мозги? Или коровье вымя? При одном воспоминании об этих жутких субстанциях Оскара едва не стошнило…

10

— У вас очень уютно! — польстила Габриэл единственной комнате Яцека, куда, вильнув мимо влажной кухни, привел их коридор.

Оскар поморщился. Уютной комнату Яцека можно было назвать, может быть, только если надеть очень розовые очки. Стены комнаты, там, где они не были прикрыты полками с великим множеством растрепанных польских книг, были неопределенного желто-грязного цвета. В одном из углов комнаты, прямо на полу, лежал матрац, накрытый синим одеялом в желтых пятнах, — служивший Гутору постелью. Из-под одеяла выглядывала, как обычно, не очень свежая простыня. Даже на деньги, получаемые Гутором-гардом, можно было выбелить комнату и иметь чистую постель…

Рассадив гостей на разнокалиберные стулья и кресла — Оскару сразу же стало понятно, что стулья и кресла Яцек притащил с улицы, — мистер Гутор удалился на кухню.

— Оскар, — встала с продавленного кресла Габриэл и, подойдя, заглянула Оскару в глаза. — Я вижу, ты недоволен. У тебя что, плохое настроение?

Оскару стало стыдно. В сущности, ничего страшного не происходит. Они посещают представителя примитивного и бедного племени в его хижине. Оскар же ведет себя хак истеричка только потому, что сегодняшняя жизнь Яцека Гутора — это прошлое Оскара Худзински…

— Извини, Габриэл, я забыл о своем чувстве юмора… — Оскар улыбнулся.

— Твой друг живет как настоящий Диоген… Книги, книги и книги… — Габриэл обвела взглядом стены комнаты.