Пальмы в снегу (ЛП)

Саде же, со своей стороны, понимала, что должна избавиться от единственного препятствия, стоявшего между нею и честолюбивыми планами. Все свои силы ей предстояло бросить на продолжение совместного бизнеса и — почему бы и нет? — на его расширение. Она была уверена, что в приюте о ее ребёнке будут хорошо заботиться, дадут хорошее воспитание, которое сама она в ближайшие годы дать не сможет. Только слепой не заметит разницы между полузаброшенными детьми, которых воспитывают матери из клуба, и детьми, растущими в испанском приюте. Если все пойдёт хорошо, она скоро сможет забрать ребёнка... В конце концов, это не потому, что она плохая мать, утешала она себя. У неё просто такая скверная жизнь.

От неё, и только от неё зависит, чтобы ситуация изменилась к лучшему.

— Почему ты не хочешь сделать мне это маленькое одолжение? — спросила Хулия.

Но Хенероса твёрдо стояла на своём, не поддаваясь на уговоры дочери.

— Не могу понять, почему тебя это так волнует, тем более что прошло столько времени? — вздохнула она.

— Оба сказала, что ее подруга при любой возможности бегает в приют, чтобы повидать ребенка. Ему сейчас, должно быть, уже около года. Кстати, хотелось бы знать, какое имя ему дали. Кто знает, вдруг настоящий отец однажды вспомнит о нем...

— Если все и впрямь настолько неприглядно, будет лучше, если он о нас забудет, — сказала Хенероса, предупреждающе поднимая руку в ответ на возмущение дочери. — А кроме того, это не твоё дело.

Исмаэль поднялся на цыпочки, потянувшись за фигуркой из маленького Вифлеема, стоявшей на этажерке, покачнулся, упал навзничь и громко заплакал. Его плач и невнятные слова смешались с криками, доносившимися с улицы. Хенероса подхватила малыша на руки и подошла к окну.

— Ох, опять все то же самое...

— Что случилось? — спросила Хулия.

— Твой отец и Густаво...

— Сейчас! — крикнула Хулия. — Уже бегу!

Спустившись, Хулия увидела Обу, которая, прячась за дверью, осторожно выглядывала наружу.

— Как это началось, Оба? — спросила она.

Девушка указала на стоявшую у дверей толпу, в которой Хулия различила Густаво и его брата Димаса.

— Они пришли на факторию, чтобы купить спиртное к Рождеству, а ваш отец отказался его продавать, сказав, что у них нет разрешения полиции. Они рассердились и заявили, что теперь они имеют право покупать те же продукты, что и белые. Дон Эмилио сказал, что продукты — могут, а вот спиртное — нет, потому что до Рождества ещё несколько дней, а за эти дни они все перепьются и не выйдут на работу. Короче, ваш отец их выставил, и они пошли за Густаво: он ведь у нас представитель районного совета. И вот теперь они ругаются.

Стоящего посреди улицы Эмилио окружил с десяток мужчин.

— Ведь в ваших интересах проголосовать «за», как и в наших, так? — говорил он. — Если мы все заодно, то почему я не могу голосовать? У меня точно такие же права, как у вас! Я живу здесь дольше, чем многие из вас, что заявились невесть откуда и теперь кричите, будто это ваша земля! А сейчас голосовать могут только гвинейцы испанского происхождения... Да чтоб вам пропасть! Мы все просто с ума посходили!

Хулия поняла, что с извечной темы своих споров они перешли к вопросам будущего референдума, объявленного, чтобы население голосовало за автономию Гвинеи.

Откровенно говоря, события развивались просто стремительно. Если прогнозы сбудутся, то меньше чем через шесть лет бывшая колония перестанет быть испанской провинцией, воспользовавшись статусом автономии до провозглашения независимости. Организация Объединённых Наций требовала, чтобы всем странам, именующимся колониями, была безоговорочно предоставлена независимость, и Испании ничего не оставалось, как подчиниться.

Хулия покачала головой. Даже тех, кто, как она, прожил на острове много лет, эта ситуация очень тревожила. До недавнего времени колониальные власти все силы бросали на то, чтобы отлавливать борцов за независимость, таких, как Густаво, выступающих против испанцев, и отправлять их в Блэк-Бич, а теперь сами провозглашают независимость. И как это понимать?

А кроме того, даже в те времена, когда эта метаморфоза, казалось, должна была устраивать всех туземцев, находились такие, кто пытался активно тормозить этот процесс и как можно сильнее осложнить положение, вызывая конфликты и непонимание между туземцами и испанцами. С каждым днём конфликты становились все чаще; очередная ссора могла вспыхнуть в любом месте, в любую минуту и по любому поводу.