Память дерева

А теперь перестать это знать я уже не могу. Есть имя тому, что забывает дедушка: имя ему болезнь.

Один на всех

Это еще не все. В столовой мама садится рядом с родителями, и еще не известно, сможем ли мы когда-нибудь снова сыграть в домино, если дедушке не удастся убрать все фишки до тех пор, пока дочь ничего не сказала.

– Теперь мы будем жить все вместе, в одном доме, – говорит отец.

– Я знаю, папа. Мы уже месяца два как живем впятером в одном доме.

– Я хотел сказать, что так будет всегда.

– Да, конечно.

– Что у нас теперь будет только один дом, один на всех.

– Один дом? Как? Какой дом? Эта… квартира? Почему?..

– Дом в Вилаверде придется продать. Мы уже условились об этом с дедушкой и бабушкой, когда они к нам переехали.

Я предпочел бы запереться в комнате, лишь бы не видеть лица бабушки и дедушки. В столовой мама убеждает их, что настало время вывезти вещи из дома в Вилаверде и выставить его на продажу.

Горький запах

В столовой было прогоркло, когда я все-таки туда вышел. Дедушка сидел в кресле и глядел в потолок, и когда я зашел, он мельком взглянул на меня и тут же отвел глаза, как будто стыдясь. Бабушка все еще сидела у стола, возле неубранного домино, разглядывая какую-то фишку, и не заметила меня. Прогорклый запах шел от ее духов, казалось, теперь они пахли увядшими цветами. Родители, наверное, ушли к себе в спальню поговорить. Между нами стена, и мне кажется, что по ту сторону раздаются их приглушенные голоса.

Пуговицы

Я бросился к дедушке и крепко его обнял, прижавшись носом к его шее, вдыхая запах хозяйственного мыла и пены для бритья. Мне бросилось в глаза, что, как всегда, его рубашка была аккуратно застегнута на все пуговицы, и я подумал, что придет день, когда он, наверное, не сможет их застегнуть. Я потрогал одну пуговицу и решил, что тогда я сам буду их застегивать, что дедушка всегда будет застегнут как полагается. При этой мысли мне захотелось плакать. Я спрятал голову у него на плече и услышал, как на пол падает костяшка домино.

Домино

Все еще обнимая дедушку, я повернулся и увидел, что бабушка грустно смотрит на нас счастливыми глазами. Я сделал несколько шагов и уткнулся в мягкую горечь бабушкиных объятий. От моих слез на ее блузке осталось пятно, круглое, как медаль.

– Бабушка, давай вместе соберем фишки?

Она кивнула, как маленькая девочка, которая набедокурила и слушает, как ее отчитывают родители. Я присел на корточки, чтобы поднять фишку с пола: она была пустая, голый дубль. Тогда я опять поглядел на бабушку и не узнал ее, как будто все черты ее лица: глаза, и нос, и рот, и щеки – сдвинулись на несколько миллиметров, и она стала совсем другим человеком.

Я протянул ей костяшку, и, убрав ее в коробку, она снова превратилась в бабушку, такую же, как и всегда, поцеловала меня, и мы вместе пошли на кухню.

– Что бы нам сегодня приготовить на ужин?

Если мы когда-нибудь снова сядем играть с бабушкой и дедушкой в домино, я изловчусь, чтобы мне всегда попадался голый дубль.

Дочиста

С тех пор как мне рассказали о том, что происходит с дедушкой, и о том, что скоро мы все вместе будем жить в одном доме, все разговоры взрослых ведутся только о том, как бы все дочиста убрать из дома в Вилаверде. Теперь я все знаю, и от меня нечего скрывать. И мне известно до мельчайших подробностей, как оттуда все вывозят: какую мебель можно будет пожертвовать благотворительным организациям, какую придется выбросить, а какую перевезти к нам в Барселону. Дедушкина мастерская будет ютиться в чулане, где раньше гладили белье, и там же будут храниться картины и безделушки, которые бабушке не хочется выбрасывать: фотографии, бижутерия, ваза и старинная швейная машинка.

Переезд организует грузовое такси отца Антонио, Начо: в выходные он помогает папе освободить помещение, а когда там уже больше ничего не останется, мы поедем туда всей компанией, потому что дедушка сказал, что хочет попрощаться со старым домом, пока не потерял память. При этих словах мы все съеживаемся, как будто нам в живот вонзают штырь. Но папа говорит, что надо держать себя в руках и делать так, как хочет дедушка, чтобы потом не пожалеть. И при слове «потом» я делаю вид, что не расслышал, что я не понимаю, о чем тут речь.

Доверху

В то время как дом в Вилаверде освобождают от мебели, барселонская квартира доверху наполняется вилавердскими вещами, не только тот чулан, где гладили белье, но и прихожая, где мама приладила подкову с большим количеством крючков, чтобы подвесить на них ключи, которые смастерил дедушка, и кухня, где на столе, за которым мы завтракаем, вместо вазы для фруктов теперь стоят бабушкины медные кастрюли.

Я унес к себе в комнату сломанные часы с кукушкой, и папа обещал повесить их над компьютерным столиком, а дедушка сказал, что постарается их починить, когда у него будут все необходимые инструменты.

Часы с кукушкой

Всякий раз как мама или бабушка заходят ко мне в комнату, они обе начинают волноваться, особенно мама.

– Жан, ты уверен, что им здесь место? Тебе не будет мешать эта кукушка?