Читаем Память (Книга первая) полностью

М. Н. Тихомиров: «Только реки Киевского и Черниговского княжеств — Донец, Днепр, Стугна, Сула — изображены в „Слове“ с наибольшей картинностью». Ученый обращал особое внимание на слова автора о незначительной Стугне, что «худу струю имея, пожръши чужи ручьи и стругы, рострена к усту» уже достигает «пределов реалистического изображения».

Эти и многие иные обстоятельства, о коих речь впереди, исключают из числа предполагавшихся авторов галичанина, киевлянина или половчанина. Они едва ли могли знать, например, черниговские отряды ковуев по их тюркским родоплеменным названиям — могутов, татранов, шельбиров, топчаков, ревугов и ольберов. Названия эти, как известно, зафиксированы лишь в «Слове», ни один другой письменный источник средневековой Руси их не знает.

Итак, с Чернигово-Северской землей неразрывно связаны политические пристрастия автора, избирательность его исторической памяти, топонимические и этнографические подробности поэмы, вся литературная канва «Слова». О многом говорит одно лишь то, что тематическую и сюжетную основу произведения составляет поход новгород-северского, путивльского, курско-трубчевского и рыльского удельных князей, а не, допустим, объединенный победоносный поход против половцев великого князя киевского Святослава Всеволодовича, состоявшийся незадолго до похода Игорева.

И все-таки язык поэмы — это великое чудо старорусской словесности — главный свидетель ее происхождения! В последние годы .обнаруживаются новые и новые, все более веские, практически неопровержимые лексические доказательства, что автор его был чернигово-северянином. Одно из доказательств — обилие в поэме тюркизмов. На эту тему написано множество специальных работ исследователей: русских — Н. А. Баскакова, В. А. Гордлевского, Ф. Е. Корша, С. Е. Махова, П. М. Мелиоранского, польского — А. Зайончковского, немецкого — К. Г. Менгеса, американского — О. Прицака. В своей книге «Восточные элементы в „Слове о полку Игореве“ (Л., 1979 г.) К. Г. Менгес, скажем, кроме „могутов“, „татранов“, „шельбиров“, „топчаков“, „ревугов“ и „ольберов“ числит в поэме еще пятьдесят слов восточного происхождения; русский язык всегда вбирал в себя словесные богатства из. любого источника, а Чернигово-Северское княжество было шире других открыто в сторону степи. Кстати, часть лексики восточного происхождения — неопровержимое доказательство подлинности „Слова“. Половецкий язык к новому времени исчез вместе с носителем этого языка, и мы можем судить о нем только по лексическим остаткам, сохранившимся в тюркских и других языках, по обнаруженному, как писал Б. А. Рыбаков, в библиотеке Франческо Петрарки краткому половецко-персидско-латинскому словарю…


Убедительным аргументом, точно локализующим поэму, служат местные, диалектные русские слова и словоупотребления. Игумен Даниил, чья чернигово-северская принадлежность бесспорна, пишет в своем «Хождении»: «Есть же церковь та Въскресение образом кругла», «И есть на месте том был монастырь женский…», «И т у есть место близ пещеры т о я»… Множеством указательных местоимений отмечен весь текст «Слова о полку Игореве»! «Начати же ся тъй песни по былинам сего времени…»; «…Который дотекаше, та преди песнь пояше…», «Пети было песнь Игореви того внуку…».

Словоупотребления этого ряда, безусловно, встречались и в других районах средневековой Руси — язык был одним из связующих факторов народной жизни, но устойчивость этой диалектной особенности на Черниговщине поразительна. Во время своих поездок по Украине я не раз отмечал, что именно черниговцы до сего дня в изобилии пересыпают свою живую речь указательными местоимениями в том ключе, в каком они употребляются автором «Слова». Совсем не напрягая памяти, словно слышу: «Уж я того кабана кормила, кормила тым ячменем», «А те аистиные гнезда на той Болдиной горе давно пустые»…

Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже