— Это что-то вроде отряда наёмников, вождь. Преимущественно лесорубы да крестьяне. Они случайно сформировались — и это мы, малазанцы, тому виной. Мы как раз взяли город Ораз и двигались на запад, к Мотту, который в срок сдался, если не считать окраин Моттского леса. Дуджек не хотел, чтоб партизаны нападали на наши линии снабжения, ведь мы уходили всё дальше и дальше от моря, вглубь материка. Так что он послал «Мостожогов» в Моттский лес с приказом выловить их — они нам нос расквасили не раз и не два. Также обошлись и с Золотыми морантами. В конце концов Дуджек нас отозвал, но к тому времени Моттских ополченцев уже нанял Бруд. Включил в свою армию. В любом случае, — малазанец пожал плечами, — они ребята хитрые, возвращаются снова и снова, точно глисты — пришлось научиться с ними жить.
— Поэтому ты знаешь, что твой враг о тебе знает, — кивнул Хумбролл.
— Более или менее.
— Вы, малазанцы, — сказал баргаст, качая головой, — играете в сложную игру.
— Иногда, — согласился Скворец. — А в иные дни мы просты донельзя.
— Однажды ваши легионы пойдут на Белолицую гряду.
— Сомневаюсь.
— Почему? — резко спросил Хумбролл Тор. — Неужели мы не достойные враги, командир?
— Слишком достойные, вождь. Нет, правда в другом. Мы заключили с вами договор, а Малазанская империя относится к таким вещам очень серьёзно. К вам придут с уважением и предложениями установить торговлю, границы и тому подобное — если вы того пожелаете. Если нет, послы уйдут, и больше вы не увидите малазанцев до тех пор, пока сами того не пожелаете.
— Странные вы завоеватели, чужеземцы.
— Да, в этом — такие.
— А почему вы в Генабакисе, командир?
— Малазанская империя? Мы здесь, чтобы объединить, и через объединение разбогатеть. Но мы не против, если не только мы разбогатеем.
Хумбролл Тор стукнул по своей кольчуге из монет.
— И лишь серебро вас интересует?
— Ну, вождь, есть разные виды богатства.
— Разве? — Могучий баргаст подозрительно прищурился.
Скворец улыбнулся.
— Встреча с кланами Белого Лица — одна из таких наград. Разнообразие — большое богатство, Хумбролл Тор, ибо оно — родина мудрости.
— Твои слова?
— Нет, Императорского историка, Дукера.
— А он говорит от имени Малазанской империи?
— В лучшие времена.
— А эти времена — лучшие?
Скворец встретил взгляд тёмных глаз баргаста.
— Возможно.
— Да заткнитесь вы оба! — прорычала позади Хетан. — Я умираю.
Хумбролл Тор развернулся, посмотрел на свою дочь, скорчившуюся у бочонка с зерном.
— Мысль, — пророкотал он.
— Какая?
— Может быть, у тебя и не морская болезнь, дочь.
— Да ну! Что же тогда… — Глаза Хетан широко распахнулись. — Нижние духи!
В следующий миг Скворцу пришлось неуклюже навалиться на планширь и свесить ноги, чтобы поток хорошенько отмыл его сапоги.
Шторм обрушился на Маурик некоторое время спустя после того, как город был оставлен, он повалил декоративные деревья и насыпал увитые водорослями дюны под стенами домов. Улицы укрыл чистый, белый песчаный ковёр, так что не было видно ни обломков, ни тел.
Корлат в одиночестве ехала по главной улице портового города. Слева темнели приземистые, широкие склады, справа — жилые дома, таверны и лавки торговцев. Сверху между складами и плоскими крышами лавок были натянуты верёвки, на которых висела морская трава, словно кто-то украсил город перед морским праздником.
Если не считать лёгкого шевеления под дыханием тёплого ветра, никакого движения не было видно ни на улице, ни в примыкающих переулках. Двери и окна зияли чёрными, печальными провалами. Со складов забрали всё, огромные раздвижные двери оставили открытыми.
Тисте анди подъехала к западной оконечности города, запах моря остался позади, уступил сладковатой вони цветущей пресной воды в реке за складами слева.
Каладан Бруд, Каллор и другие решили объехать Маурик со стороны материка, чтобы выбраться на заиленные низины. Некоторое время в небе над головой парила Карга, но и та вскоре свернула и исчезла. Корлат никогда не видела праматерь великих воронов такой расстроенной. Если потеря связи и вправду означала, что Аномандр Рейк погиб, а Семя Луны уничтожено, Карга потеряла и своего господина, и гнездовье своего рода. И то, и другое — крайне неприятная перспектива. Вполне хватает, чтобы сложить крылья в отчаянии, но ворониха продолжала лететь на юг.