Памятник Дюку

— Ты сбежала! — сказал он, когда голос позади умолк. — Я все понимаю! Не думай, что я глуп! Ты не могла украсть так много денег. Я сразу понял, откуда они у тебя и для чего. Если бы это были твои деньги, ты не выглядела бы сейчас так жалко. Ты заставила меня бежать… Конечно, это тебе было нужно. Ты здорово меня провела, я понял это гораздо позднее… Завтра меня здесь не будет, и мы, наверно, никогда уже больше не увидимся. Прошу тебя только об одном, скажи, как тебя зовут? По-настоящему?

— Зачем?

Он усмехнулся:

— Ты же умная девушка! Ты прекрасно понимаешь, что наступит час, когда мне придется сказать вашим, что же я сделал доброго. И тогда я скажу, что помог перейти линию фронта советской разведчице. — Он круто остановился: — Хорош разговор? Да?! Ты ценишь мою прямоту?

— Да, — сказала Тоня — ценю. Меня зовут Антонина Васильевна Кравцова. Запишешь?

— Нет! Запомню! — Он продолжал идти рядом. — Скажи, а действительно в Сибири люди погибают от цинги?!

Она засмеялась:

— Леон! Ты уже сдался во второй раз.

Он остался серьезен.

— Я много о тебе думал. Удивительно глупо… Если бы ты знала, как часто я вспоминаю темную хату и твои добрые руки…

Они достигли угла. Она остановилась и пристально посмотрела ему в глаза. На какой-то миг ее охватило чувство человеческого участия. Ей хотелось сказать ему теплое слово, но второй человек, державшийся настороже, твердил: «Уходи, быстрее прощайся, он пьян, и неизвестно, на какой поступок способен в отчаянии».

— Мне нужно идти, — сказала она.

— Иди!.. — почти крикнул он. — Я тебе все сказал, а теперь иди!..

Она повернулась и пошла, еще долго ощущая на себе его взгляд.

У памятника Дюку она остановилась. У ее ног шумел дымящийся пожарами порт, откуда-то издалека доносился приглушенный рокот артиллерийской канонады, и только море, смятое мелкой рябью, казалось спокойным и безмятежным.

И впервые за долгое время Тоня подумала о том, что ведь уже конец марта и совсем скоро наступит лето…

КОМЕНДАНТСКИЙ ЧАС[1]

Повесть

Глава первая

ТРИДЦАТОЕ ОКТЯБРЯ

— Вдруг они решили, что нас уже нет и перестали слушать? Ведь сегодня уже тридцатое октября!..

Лена посчитала по пальцам:

— Двадцать третьего сентября мы приземлились… так! До первого — восемь дней да в октябре тридцать. Сколько же всего?.. Тридцать восемь. Подумать только! Скитались больше пяти недель!

Надя возилась над рацией; провод антенны никак не хотел заталкиваться под плинтус, над которым свисали отставшие от стены выцветшие обои. Хорош тайник! В небольшой комнате скрипучий шкаф, убогий стол, железная, расшатанная, одна на двоих, кровать. Можно сказать — царская обстановка. И ни одного укромного местечка! Рация едва уместилась в корзине под тумбочкой, прикрытая не столько для маскировки, сколько для собственного Надиного успокоения, куском старого ситца.

Первый выход в эфир, на связь! После стольких дней тяжких испытаний, тревог, волнений. И вдруг, когда затрачено столько сил, они, возможно, отрезаны от всего мира?

Сейчас рация — на тумбочке. Надя колдует над ручками настройки. Лена чутко прислушивается к каждому шороху за плотно прикрытой дверью.

— Ну, как у тебя там?.. Все в порядке?..

Черные наушники на тонком, облегающем голову, ремне придают Наде отчужденность. Острый взгляд ее темных глаз устремлен в одну точку.

— Ну, Ленка, начинаю!

Совсем легонько, будто едва касаясь черной пуговки ключа большим, указательным и средним пальцами, правая рука ее начинает подрагивать. Первый вызов группы «Ада» пошел в эфир… Небольшая пауза, и снова ее рука подрагивает, выбивая точки и тире, — не затеряются ли они в хаосе звуков, голосов, грозовых разрядов? Слушают ли их в штабе?.. А немецкий пеленгатор? Не поворачивает ли он уже свою антенну в их сторону?!

Рука поднялась с ключа, и резко щелкнула ручка переключателя.

В комнате тишина. Лена замерла, не мигая смотрит в суженные Надины зрачки, боясь пропустить мгновение, когда она услышит отзыв.

— Молчат!

— Вызови еще раз.

— Опасно!

Снова щелчок. Тихая дробь стучащего ключа. И снова в наушниках бешеный писк морзянок. Сколько времени нужно радисту, чтобы откликнуться? Считанные секунды!.. Нет, их, наверно, уже не слушают. Устали, устали ждать!..

И в тот момент, когда Надя уже хотела отчаянным движением сорвать с головы наушники, в разнобой шумов дальних и ближних станций врезался новый тембр. Она еще не успела принять ни одной группы, и радист еще не закончил передачу кодового обозначения своей рации, а Надя уже закричала: — Отвечают!.. Отвечают, Ленка!.. — и на лице ее возникло такое детски счастливое выражение, что Лена, забыв об опасности, бросилась к ней, обняла за плечи и поцеловала.

Через несколько минут первая телеграмма прочитана: штаб поздравляет с прибытием, просит сообщить адрес и день, когда начнется передача сообщений.

— Адрес передай сейчас!.. Скажи, что станем регулярно работать с шестого ноября.

Опасно, но как же не ответить! В штабе наверняка подумают, что с ними снова что-то стряслось.

Через минуту Надя получила «квитанцию» — «Понял!» — и выключила рацию.