Памятник Дюку

Леня?! Спрыгнул где-то под Одессой с парашютом и, скрываясь от ночных патрулей, ищет ее квартиру? Прижалась к двери и замерла, прислушиваясь.

Шаги вновь зашелестели. Человек поднимался медленно, казалось рассчитывая каждый свой шаг. Уж не ранен ли? Вот поднимается еще выше. Слышно дыхание. Стоит… Ждет… Колеблется.

Тихий удар… Пауза… Два удара… Еще один удар… Андрей!.. Только он знает этот, условленный между ними сигнал. Зачем пришел? Что случилось?

— Кто там? — тихо спросила она, на шаг отступая от двери.

— Я! — отозвался знакомый, мальчишеский, с простудной хрипотой голос.

Она долго вертела проржавленный французский замок. Наконец дверь скрипнула и распахнулась, В темном проеме стояла долговязая фигура Андрея. Он зябко держался за воротник пальто.

— Быстрее входи!

Андрей прошел, неловко задев ее плечом, и почти упал на ближайший стул. Тоня проверила, заперлась ли дверь, и, подергав ее, вернулась в комнату.

Свеча почти потухла, и ее неверный свет, колеблясь, расползался по комнате. Две тонких звездочки горели на стеклах очков Андрея; глаз не было видно, но по тому, как он тяжко откинулся назад, по его прерывистому дыханию, Тоня поняла — ему плохо.

— Что с тобой? — спросила она, подсаживаясь рядом.

— Сердце!.. Дай воды, — проговорил Андрей, и очки, блеснув, погрузились в сумрак.

Тоня сходила на кухню, погремела посудой, в темноте нащупав железную кружку, налила из-под крана воду и вернулась в комнату.

Андрей пил долго, словно изнывал от жары и жажды.

— Давно это у тебя? — спросила Тоня, когда Андрей поставил кружку на стол и как-то по-детски глубоко вздохнул.

— В первый раз в катакомбах два месяца назад схватило. — Андрей кашлянул и помолчал. — Ну, а теперь легче… От патруля пришлось удирать, — добавил он с веселым смешком.

— Что случилось? — строго спросила она. — Зачем рисковал?

За окнами тихо, и тишина эта смягчала тревогу. Хотя они были однолетки, но рядом с ним Тоня чувствовала себя совсем взрослой. «Так и проваливаются, — сердито думала она, — из-за таких вот мальчишек».

— Присядь поближе, — сказал Андрей и, хотя никто не мог их подслушать, подождал, пока Тоня придвинула стул и села. — Сегодня по Дерибасовской гулял Камышинский, — проговорил он тихо, с тем внутренним недобрым значением, которого Тоня сразу не поняла.

— Кто он, этот Камышинский?

— Был в нашей группе.

— А до войны где работал?

— Как будто в кино — администратором!.. Сам вызвался остаться. А месяц назад вдруг исчез. Только через неделю мы узнали, что он арестован. И вдруг сегодня днем иду по Дерибасовской — смотрю гуляет!..

— Возможно, освободили! — Она никак не могла уловить связи между Камышинским, который гулял по Дерибасовской, и ночным приходом Андрея, это еще больше раздражало ее. — Так что, ты до утра не мог дотерпеть, чтобы сообщить об этом? — спросила, уже не сдерживая злости.

— В том-то и дело, что нет! — Андрей мотнул головой, и в стеклах очков опять заплясали искорки. — Я ведь шел за ним сзади и наблюдал!.. А он меня не видел… За ним шли два агента, переодетые в штатское, и делали вид, что совсем им не интересуются. У табачного магазина Камышинский поздоровался с Яковлевым, а у входа в кино — с Нестеренко…

— Так! Так!.. — проговорила Тоня.

— А вечером их забрали!

Тоня встала и пересела на диван. Молчание. Было слышно, как потрескивал фитиль, плававший в лужице стеарина. Андрей приподнял фитиль, укрепил, пламя мигнуло и вспыхнуло ярче.

— Так что же тебя беспокоит? — спросила Тоня. Андрей помолчал, и она по-своему расценила его молчание. — А вообще, можешь больше в этом деле не участвовать! Отсидись дома! Скажи приметы, и я все сделаю сама, — резко сказала она.

Андрей шевельнулся, стул скрипнул.

— Что ты такое говоришь? Ты имеешь свое задание, а я свое. И не о тебе я вовсе думаю.

— А о ком же?

— О Федоре Михайловиче!

— Камышинский ведь гулял по Дерибасовской, а Федор Михайлович придет совсем в другое место, — сказала Тоня и сердито усмехнулась, — так что паниковать нечего!

Андрей кашлянул.

— Да в том-то и дело, что в конце Дерибасовской их ждала машина. — Тоня не сразу поняла, кого Андрей имеет в виду, потому что разговор ушел в сторону. — Когда они в нее залезли, я подошел вплотную и услышал: один, из гестапо, говорит Камышинскому: «Хорошо поработал, завтра в награду подышишь свежим воздухом на Приморском бульваре». Второй, который садился последним, только усмехнулся, и они умчались.

— А это точно был Камышинский? — спросила Тоня; этому сумбурному мальчишке все могло показаться.

— Да я его как тебя видел! — обиделся Андрей. — У него плечи, словно доски — тонкие и прямые, и ходит прихрамывая.

— Ну, ладно! — примирительно сказала Тоня. — А ты уверен, что он Федора Михайловича узнает?

— Конечно, узнает! Федор Михайлович не раз задания ему давал…

Помолчали. Каждый по-своему думал о том, что произошло и как тут быть.