Пан Володыевский

Володыевский советовал прежде всего хорошо укрепить замки, находившиеся перед городом, так как он полагал, что неприятель начнет нападение именно с этих замков. Все согласились с его мнением. В крепости было тысяча шестьдесят человек пехоты, которую разделили следующим образом: правую сторону замка должен был защищать пан Мыслишевский, левую пан Гумецкий — воин, известный своими подвигами под Хотимом. Со стороны Хотима в самом опасном месте должен был стоять сам пан Володыевский, несколько ниже разместили отряд сердюков; со стороны Зинковец крепость должен был защищать майор Квасибродский, южную сторону пан Вонсович, а со стороны дворца капитан Букар с людьми пана Красинского.

Все это были не какие-нибудь волонтеры, а солдаты по призванию, превосходные воины и такие стойкие в сражении, что иные не так легко переносили жару, как они пушечную пальбу. Кроме того, служа в войсках Речи Посполитой, всегда немногочисленных, они с юных лет привыкли давать отпор неприятелю в десять раз более сильному и считали это в порядке вещей. Главный надзор над крепостной артиллерией был поручен красавцу Кетлингу, который всех превосходил в искусстве наводить пушки. Главным комендантом крепости был назначен маленький рыцарь, которому генерал подольский предоставил полную свободу делать вылазки всякий раз, когда это будет нужно и удобно.

Когда офицеры узнали, где и кто из них должен стоять, они подняли радостный крик, застучали саблями в знак готовности защищать крепость. Услыхав это, генерал подольский подумал: «Я не верил, что мы сможем защищаться, и пришел сюда без всякой веры, лишь повинуясь голосу совести, но кто знает, с такими воинами, быть может, нам и удастся отразить неприятеля. Успех будет приписан мне, и меня провозгласят вторым Иеремией, а в таком случае, ей-богу, меня сюда привела счастливая звезда!»

И, как прежде он сомневался в возможности обороны, так теперь он стал сомневаться в возможности взять крепость, — он воспрянул духом и стал деловито совещаться о том, как укрепить город.

И было решено, что в самом городе, у Русских ворот, станет пан Маковецкий с гордостью шляхты, польскими мещанами, более выносливыми в сражении, и несколькими десятками армян и евреев. Луцкие ворота были поручены пану Гродецкому, управление же пушкой у этих ворот было поручено пану Жуку и пану Матчинскому. Сторожевой пост перед ратушей занял пан Лукаш Дзевановский; пан Хоцимирский за Русскими воротами принял начальство над крикливыми цыганами. От моста до дома пана Синицкого сторожевыми постами заведовал пан Казимир Гумецкий. Дальше должны были расположиться — пан Станишевский, над Ляцкими воротами — пан Мартин Богуш, у медной башни должен был стать пан Юрий Скаржинский с паном Янковским. Пан Дубровский с Петрушевским заняли Мясницкую башню. Главный городской шанец был поручен Томашевичу, войту польской юрисдикции, а маленький шанец — Яцковскому; был отдан приказ сделать насыпь и для третьего шанца; с этого шанца впоследствии один очень искусный еврей-пушкарь причинил много вреда туркам.

Так распорядившись, все отправились ужинать к пану генералу подольскому, который во время этого пиршества особенно чествовал пана Володыевского; усадив его на почетное место, он угощал его вином, едой, занимал разговором, предвидя, что после осады к его прозвищу «маленький рыцарь» потомство присоединит титул «Гектор каменецкий». Володыевский заявил, что он намерен до последней капли крови послужить отчизне и с этой целью хочет в кафедральном соборе связать себя обетом, и просил разрешения епископа сделать это завтра же. Ксендз-епископ, зная, что этот обет может послужить на благо отчизне, охотно согласился. На другой день в соборе было торжественное богослужение. Благоговейно слушали его и рыцари, и шляхта, и солдаты, и простолюдины. Пан Володыевский с Кетлингом лежали ниц перед алтарем; Кшися и Бася стояли на коленях тут же за решеткой; обе они плакали, зная, что этот обет может подвергнуть опасности жизнь их мужей. По окончании обедни епископ обратился к народу с Дарами; тогда маленький рыцарь встал и, опустившись на колени на ступенях алтаря, сказал взволнованным, хотя и спокойным голосом:

— За особые благодеяния и многие милости, ниспосланные мне Господом Богом, Иисусом Христом, Сыном Божьим, даю я обет и клянусь, что подобно тому, как Господь Бог и Сын Божий оказали мне помощь, я до последнего издыхания моего буду защищать Святой Крест. Понеже поручено мне начальство над старым замком, то клянусь и обещаю, пока жив и владею рукой и ногой, не впускать в крепость неприятеля, в нечестии живущего, со стен осажденного города не сойду и белого флага не вывешу, если бы мне даже пришлось погибнуть под развалинами… В том да поможет мне Господь Бог и его Святой Крест. Аминь!

Торжественная тишина воцарилась в костеле, потом раздался голос Кетлинга: