Пан Володыевский

Тотчас же задвигались тяжелые весла, и вскоре между янычарами и поляками образовалось расстояние, которое с каждой минутой все увеличивалось… С паромов янычары стали стрелять из своих ружей. Драгуны ответили им из пистолетов. Целые облака дыма поднялись над рекой и длинной полосой потянулись вдоль берега. Паромы с янычарами все отдалялись. Драгуны, одержав победу, подняли крик и, угрожая кулаками отъезжающим, вопили им вслед:

— А что, собака, пойдешь еще? Пойдешь?

Пан Ланцкоронский, несмотря на то, что пули еще шлепались в воду, тут же на берегу реки обнял Володыевского.

— Глазам своим я не верил! Это просто чудеса, чудеса, достойные пера. А Володыевский на это:

— Врожденная способность и практика — вот и все! Ведь в скольких сражениях я участвовал!

Тут, в свою очередь обняв пана Ланцкоронского, маленький рыцарь освободился из его объятий и, взглянув на берег, воскликнул:

— Поглядите только, и вы увидите нечто еще более примечательное!

Подкоморий, обернувшись, увидал стоявшего на берегу офицера: он прицеливался из лука.

Это был пан Мушальский.

Знаменитый стрелок из лука до сих пор сражался наряду с другими, но теперь, когда янычары отдалились настолько, что пули уже не могли долетать до них, он вынул лук и, остановившись на более возвышенном месте, сначала попробовал пальцем тетиву, а когда она зазвенела, приложил к ней стрелу и прицелился. Володыевский и Ланцкоронский обернулись к нему именно в эту минуту. Чудная была картина! Стрелок сидел на коне, левую руку держал прямо, а в ней лук, как бы сжатый в клещах, правую же он все сильней прижимал к груди, так что даже жилы напряглись у него на лбу — и спокойно прицеливался. Вдали под облаками дыма виднелись несколько паромов, двигавшихся по реке, которая из-за таяния снегов в горах сильно разлилась и в этот день была так прозрачна, что в ней отражались и паромы, и сидевшие на них янычары. Пистолеты на берегу умолкли, и глаза всех устремились на пана Мушальского или по тому направлению, куда должна была полететь смертоносная стрела.

Вдруг громко зазвенела тетива, и гонец смерти вылетел из лука. Ничей глаз не мог уследить за его полетом, но все тотчас же заметили, что стоявший у весла здоровенный янычар развел руками и, зашатавшись, упал в воду; под его тяжестью брызнула во все стороны вода, а пан Мушальский сказал:

— Для тебя, Дыдюк! Потом он взял другую стрелу.

— В честь пана гетмана! — сказал он товарищам.

Все затаили дыхание, и минуту спустя опять засвистело в воздухе, и второй янычар упал на паром. На всех паромах быстрее заработали весла, прорезая ясную поверхность воды. Несравненный стрелок из лука с улыбкой обратился к маленькому рыцарю и сказал:

— В честь вашей достойной супруги, ваша милость!

И в третий раз он натянул свой лук и в третий раз пустил смертоносную стрелу, и она в третий раз погрузилась в человеческое тело. На берегу раздался крик восторга и крик бешенства на паромах. Потом пан Мушальский повернул назад, его примеру последовали и остальные сегодняшние победители, и все направились в город.

На обратном пути они с удовольствием посматривали на жатву этого дня. Ордынцев погибло немного, они почти не вступали в бой и, рассеявшись, переправились через реку; но зато несколько десятков янычар лежали, как срезанные снопы. Некоторые из них еще метались, но все уже были ограблены слугами пана подкомория.

Глядя на них, пан Володыевский сказал:

— Это очень храбрая пехота, она идет в бой, как кабан на охотника, но она далеко не так обучена, как шведы.

— Они так дружно дали залп, точно один человек, — заметил пан подкоморий.

— Но это случилось само собою, а не благодаря их умению — их не обучают военному делу. Это была султанская гвардия, кроме них есть еще и регулярные янычары, те значительно хуже.

— Ну и задали же мы им трепку! Бог милостив, если мы начинаем войну такой важной победой!

Но опытный Володыевский был другого мнения.

— Не велика эта победа и не значительна. Хорошо и это — ободрятся люди, мало бывшие в сражениях, ободрятся и жители города, но другого значения она не будет иметь.

— Неужели вы думаете, что язычники не падут духом?

— Язычники духом не падут! — ответил Володыевский.

Разговаривая так, они подъехали к городу, где им выдали тех двух янычар, взятых в плен живыми, которые, спасаясь от сабли Володыевского, хотели спрятаться в подсолнечниках.

Один был слегка ранен, другой совсем здоров и полон бодрости. Остановившись в замке, маленький рыцарь приказал пану Маковецкому допросить его; сам он хотя и понимал по-турецки, но не мог свободно говорить на этом языке. Пан Маковецкий допрашивал, стоит ли в Хотиме султан и скоро ли он думает подойти к Каменцу?

Турок давал ясные показания, но держал себя гордо.

— Падишах здесь, — ответил он. — В лагере говорили, что Галил и Мурад-паши должны переправиться на другую сторону, взяв с собой мегентисов, которые тотчас же начнут копать рвы. Завтра или послезавтра настанет час вашей погибели.

Тут пленник подбоченился и, уверенный в грозе султанского имени, продолжал: