Я чувствовала в себе такую силу, такую эйфорию, какой не испытывала с того момента, когда Управление социального страхования назначило мне целых восемьсот двадцать четыре злотых и двадцать два гроша пенсии. Я чувствовала себя молодой, здоровой, сильной! И красивой, почему бы и нет! Мир казался мне прекрасным, дружелюбным и простым, он лежал у моих ног. Прошлого не существовало, а будущее казалось чудесным приключением. Я всё могла! Могла даже запереть должника в этой сауне, или что там нужно было сделать. Так мне хотелось работать, и так я была замотивирована!
Мы с минуту постояли на тротуаре, пока Широкий не пригнал машину. Это был не роскошный черный автомобиль, а огромный, потрепанный белый грузовик на маленьких колесиках. Я подумала, что для элегантной женщины будет неприлично ехать в грузовике, но, когда мы все уселись на просторном переднем сиденье, я обнаружила, что путешествие может быть довольно приятным и комфортным. Я смотрела на всех свысока.
Погрузка прошла быстро. Брат Широкого выполнил просьбу секретарши, протаранил ворота и остановился у склада. Вдвоем они закинули внутрь несколько больших заклеенных и проштампованных коробок.
Я стояла на улице и наблюдала. С противоположной стороны улицы меня окликнул с виду знакомый пожилой мужчина:
– Что здесь происходит?
– Кража со взломом.
– Вы вламываетесь?
– Нет, стою на стреме.
– Но я серьезно спрашиваю. Некоторое время назад я отчетливо слышал, как какая-то женщина кричала, что ее насилуют. Я могу вызвать полицию.
Действительно. Секретарша наделала много шума, пытаясь выцарапать глаза Широкому.
– Это я кричала, – заявила я.
Он удивленно на меня посмотрел.
– Что вас так удивляет? Что у меня такой громкий голос?
– Это вы звали на помощь?
– Да.
– Я так понимаю, на вас напали?
– Нет.
– Как это?
– Я передумала.
– Вы уверены? Вы кричали, что вас насилуют.
– Мне показалось.
– Как это возможно?
– Вам никогда ничего не казалось?
– Бывало, но не то, что меня насилуют.
– Повезло. Вам лучше пойти домой. Разве вы не знаете, что нельзя приставать к одиноким женщинам на улице? Что вы от меня хотите? Мне снова закричать?
– Нет, нет, не нужно, я уже ухожу. Откланиваюсь, уважаемая.
Он поклонился и посеменил прочь.
Вскоре пришел Широкий и сообщил, что мы готовы отправляться.
– Вспомнил еще кое-что, – сказал он. – Ты хочешь чего-нибудь взять себе?
– Себе? – спросила я.
– Может, тебе чего-то не хватает?
– Так нельзя.
– Да он вор, только ворует по закону.
– У меня все есть, – ответила я. – Может быть, чего-нибудь перекусить…
– Давай.
Широкий похлопал брата по плечу, и мы направились обратно к дому. Они подошли к холодильнику, а я открыла свою тележку. Я обрадовалась, что раздобуду немного провианта. Может быть, хватит дня на два. Не помешает несколько кусочков хорошей ветчинки. Только бы не этой поддельной, куриной. Я хотела спросить должника, не вегетарианец ли он, но он и секретарша оставались связанными в подвале.
Широкий даже не удосужился открыть холодильник. Он вытащил его из ряда шкафов на середину кухни. Вдвоем с братом они несли его так, словно он ничего не весил.
Мы вернулись к грузовику, и ребята упаковали дополнительный груз.
Бухольц завел двигатель, и мы поехали. Он водил хуже всех, с кем мне в последнее время довелось ездить. Он не знал, где находится газ. Он ехал так медленно, что не превышал разрешенной скорости. Как тут не разнервничаться.
– Жми, жми давай! – крикнула я, когда он, сворачивая направо, проехал между пешеходами, переходившими дорогу по зебре. – Пусть поторопятся, а то ковыляют, понимаешь!
Старикан в ужасе посмотрел на нас и прибавил шагу, чтобы его не переехали.
На самом деле он передвигал ногами так же медленно, как и раньше. Но размахивал руками активнее, что, вероятно, заставляло его чувствовать себя более динамичным. Женщина с коляской, велосипедист и несколько молодых людей также убегали от колес нашего грузовика. Я не знала, что это так захватывающе. Первобытные законы природы одерживали в нашем городе победу над правилами дорожного движения, внутренней культурой, эмпатией, воображением и уважением к другим. В приоритете был тот, кто больше, а остальные пошли вон или на тот свет.
Жизнь вне закона была не так уж плоха. По телевизору можно было увидеть, как преступников в шесть утра в одних трусах уводят спецназовцы. Но даже если через какое-то время все закончится плохо, я могу не дожить до этого момента, и в этом было большое преимущество моего положения. Я могла позволить себе жить моментом, потому что только это у меня и было.
Хорошо бы все-таки, чтобы меня запомнили не как ту, что поутру вывели из дома в нижнем белье.
– Ты спишь в трусах? – спросила я Широкого.
– Без, – ответил он.
– Фууу! Очень тебя прошу, спи в трусах. На всякий случай.
Он растерянно посмотрел на меня.
– А это мое стихотворение… – начал Широкий. – Что ты о нем думаешь?
– Графомания, что еще?
– Это что значит?
– Чушь. Тебе нравится слушать свой собственный голос. Этого недостаточно. Чтобы писать, прежде всего нужно читать!
– Но я читаю.
– Мамочки! Что ты читаешь? Комиксы?