Пани Зофья. Вы всё перепутали

– Это он вас убил! – крикнула она.

Хенрик и мой сын присели рядом с Боревичем. Один разорвал ему рубашку, другой проверил пульс. Я отвернулась. Я не для того столько лет ждала Хенрика, чтобы остаток лет помнить, как он делал Боревичу искусственное дыхание рот в рот.

Из-за моей спины выскочили еще двое полицейских и маленький толстый прокурор, которого я уже однажды встречала. Они прижали Пульку и меня к воротам. Шансов на спасение не было. Оба полицейских были полны сил.

Молодые, высокие, в элегантной темно-синей униформе. Красивые и исполнительные, хотя и не очень умные, раз вместо того, чтобы выбрать хорошую профессию, позволявшую заработать на относительно достойную жизнь, они предпочли служить обществу, ловить бандитов и восстанавливать справедливость в мире. Однако ничто не указывало на то, что на этом поприще им удастся добиться впечатляющих успехов, раз они не могли отличить преступника от честного гражданина.

– Она глава организованной преступной группировки! – объяснила я. – Арестуйте ее!

– Что ты несешь, старая идиотка? – возмутилась Пулька. – У меня серьезный бизнес, я плачу налоги, месяц назад прошла аудит, я поддерживаю благотворительные акции, принимаю на работу инвалидов!

– А запугивание, вымогательство и воровство?

– Это и есть предпринимательство и инновации! Этому учат в институте. Если ты еще раз, блин, попытаешься меня очернить, я подам на тебя иск о клевете и уничтожу в суде!

Действительно, мир несся вперед, и за ним было трудно угнаться. Когда-то все было проще. Теперь у каждого была своя версия истины, и в зависимости от того, каким арсеналом насилия он располагал – примитивным физическим или бумажным, сосредоточенным в деньгах, – он мог эту свою истину «обистинить» до любого уровня. От уровня дерьмовой правды до святой истины.

– Я ничего не сделала. Это все она, – сказала Пулька, указывая на меня. – Она обманывала, нападала, воровала, пытала.

Мне хотелось крикнуть, что она лжет, но вдруг я поняла, что она говорит правду.

– А дома у нее краденый товар. Холодильник. Можете проверить, – добавила она.

Прокурора не интересовал наш спор. Он пытался добраться до Боревича, лежащего сейчас на асфальте в окружении людей. Любопытный он был человек, раз хотел услышать, что скажет умирающий полицейский.

Боревич же решил превратить сцену своей смерти в настоящий спектакль.

Его лицо исказилось от боли, он медленно оперся на руку. Вся улица погрузилась в тишину. Его лицо выражало боль существования и безграничную печаль разлуки с земной обителью. Он хотел что-то сказать. Что-то важное. Он должен был оставить свидетельство своего бытия, чтобы потомки помнили жизненную истину, исходящую из уст героя.

– Еб твою мать! – громко произнес он.

Это был прекрасный пример затхлого героизма, поскольку оказалось, что пуля едва задела его плечо. Он всех обманул, в то время как его коллеги из полиции, вероятно, уже застолбили его стол, кабинет или шкаф. Не говоря уже о повышении на его должность. Однако никто не держал на него зла, по крайней мере, в данный момент этого не показал. А Боревич есть Боревич. Не мог довести ни одно дело до конца. Даже собственную смерть.

Мой сын и Хенрик махнули рукой на никудышное убийство Боревича и направились в нашу сторону.

– Я арестовываю вас по обвинению в убийстве чистильщика домов Кшиштофа Зныка, – официальным тоном объявил прокурор.

Я посмотрела на Пульку и рассмеялась ей в лицо. С ней было покончено.

– Очень хорошо! – закричала я. – Ну наконец-то мудрые слова! Я никогда не сомневалась в наших правоохранительных органах. Справедливость должна восторжествовать!

У меня зазвонил телефон. Я посмотрела на экран.

Это внук. Я обещала приехать. Он ждал меня. Я должна была ответить.

– Прошу отдать мне телефон, – сказал мне прокурор, протягивая руку.

– Что? – удивленно спросила я. – О чем вы говорите?

– Я арестовываю не вашу коллегу, я арестовываю вас!

Он взял звонящий телефон из моей немощной руки. Я смотрела на него с недоверием.

– Совсем с ума сошли? – спросила я. – Несмотря ни на что, я всегда считала вас умным человеком. До сих пор.

– У нас есть очень надежный свидетель.

– Какой еще свидетель? Хотите сказать, что у вас было видение?!

Он тяжело вздохнул и покачал головой.

– Свидетель, относительно которого у нас нет и тени сомнения, что он говорит правду. Он видел, как вы ударили жертву тяжелым предметом. Его свидетельство неопровержимо. Он видел все в точности, даже то, что вы закрыли лицо жертвы книгой.

Мы все переглянулись. Я, Хенрик, мой сын, Пулька. Это возможно? Это могло произойти за пределами моего сознания? Или даже с его участием, но потом полностью исчезло из памяти? Разве я как бедный Хенрик, который не помнит, что когда-то был высоким и красивым?

Чудесно! Я почувствовала себя чужой не только в своем теле, но и в своем сознании. Теперь я могла больше ни о чем не беспокоиться. Зачем? Через несколько дней, часов или даже минут я уже не буду об этом помнить.

– Это я убил, – серьезным голосом сказал Хенрик. – На меня напали. Это была самооборона.

Мы удивленно посмотрели на него.