Панкрат

Но вот то, что взрываются дома, то, что исчезают люди, то, что молодежь мрет от наркоты, а чечены покупают или просто насилуют русских девушек — все это не правильно. А того, что не правильно, быть не должно. За то и стоят русские парни, лучшим из которых он завтра будет вручать награды.

Президент еще раз пробежал глазами текст, отхлебнул совсем уж ледяной кофе и принялся заучивать первый абзац.

* * *

За последние полтора часа Панкрат понял, что при наличии очень сильного желания можно пробраться в любой участок “освобожденного” города. Конечно, за исключением той зоны, которая была оцеплена в целях обеспечения безопасности президента. Но туда Суворин и не собирался лезть самостоятельно. В этом он рассчитывал на помощь.., тележурналистов. Они просто обязаны были крутиться где-то поблизости накануне церемонии награждения. И он не ошибся. Более того — ему просто несказанно повезло. Рядом с фургоном с надписью “ОРТ” он увидел лицо, знакомое всем российским телезрителям — лицо ведущего передачи “Горячее время” Семена Гуренко.

Панкрат думал, что за то время, которое понадобилось ему, чтобы подобраться к Гуренко, с него сойдет семьдесят семь потов. В эти несколько минут он, как никогда, был на волосок от гибели — улица перед гостиницей, в которой остановились журналисты, была заполнена военными, перемещавшимися по ней то туда, то сюда и беседовавшими о чем-то с телеведущими и корреспондентами. Но на него никто не обратил внимания. Только один офицер посмотрел было с нехорошим прищуром, но тут же отвлекся, повернувшись в сторону гостиницы — из вестибюля вышел неизвестно зачем прилетевший в Грозный Газманов (концертов его здесь точно не планировалось). Если бы было время на философствование, Панкрат непременно пришел бы к выводу, что Господь послал Газманова в этот город именно для того, чтобы в тот самый момент он отвлек на себя внимание офицера.

Проскользнув сквозь толпу, собравшуюся вокруг фургона ОРТ, Панкрат приблизился к Гуренко, который стоял, явно наслаждаясь вкусовыми качествами американского “Кэмела”. Тележуранлист был одет в джинсы, ботинки на высоком рубчатом протекторе и стеганый жилет, из-под которого торчал толстый ворот свитера модной грубой вязки.

— Сигареткой не угостите? — поинтересовался Панкрат.

Гуренко перевел взгляд на него, помедлил отчего-то, затем, будто спохватившись, кивнул.

— Да, конечно… — он вынул пачку, открыл и протянул Суворину. — Вот, угощайтесь.

— И огоньку, если можно…

— Пожалуйста, — Гуренко вынул зажигалку. Он терпеливо дождался, пока Суворин прикурит и вернет ему зажигалку, но, когда ведущий уже хотел отвернуться от него, Панкрат негромко произнес:

— Нам надо поговорить. И это не терпит отлагательств. Если вы откажетесь мне помочь, я проживу еще от силы час, может быть…

Гуренко рассеянно коснулся указательным пальцем переносицы, поправляя очки в тонкой позолоченной оправе, и секундой позже произнес:

— Наверное, будет лучше сделать это в фургоне.

Они сидели на передвижных вращающихся стульях, друг против друга. Между ними стояла обыкновенная обшарпанная табуретка, место которой было скорее в музее коммунальной мебели, чем в фургоне крупнейшей российской телекомпании. На табуретке стояли пепельница, наполовину заполненная окурками, два стакана и бутылка с минеральной водой, которой и Суворин, и Гуренко время от времени промачивали пересыхающие глотки.

У Панкрата горло пересыхало от того, что он говорил, не переставая, у телеведущего — от предчувствия близкой, падающей прямо в руки сенсации, которая сделает его не просто, а фантастически известным за один день и на всю жизнь.

О том, что этой жизни может остаться всего ничего, он сейчас не думал. Потому что не думал об этом никогда.

— Теперь вы понимаете, почему мне не имеет смысла встречаться с кем бы то ни было, кроме президента, — произнес в конце своего рассказа Суворин, в очередной раз наливая в стакан минералку. — Именно этого я у вас и прошу — помочь мне встретиться с ним. Тогда вся информация, если мы останемся живы, ваша. Можете ставить на нее торговую марку “Горячего времени”.

Гуренко протянул руку куда-то себе за спину. Щелкнула кнопка, и заработал невидимый кондиционер.

— Угощайтесь, — он протянул Панкрату вторую пачку.

— Спасибо, — Суворин взял сигарету, прикурил от лежавшей на табуретке зажигалки и замолчал, вдыхая горьковатый, но все равно слабый дым американского табака.

Звякнул запор двери, и в фургон просунулась чья-то лохматая голова.

— Саша, — даже не поворачиваясь в ту сторону, произнес Гуренко, — закройте дверь, я занят.

Голова издала какой-то странный звук, выражавший, по-видимому, удивление, и скрылась, ухитрившись беззвучно захлопнуть дверь.

Да, Гуренко здесь уважали. Панкрат и сам чертовски зауважал этого человека, когда он наконец проговорил, потирая переносицу: