Пансион Евы

Ненэ записался в старую библиотеку и в один прекрасный день, копаясь в архивах, нашел свиток начала восемнадцатого века. В этой рукописи один монах составил своего рода карту Монтелузы и ее окрестностей с описанием происходивших изменений. Оказалось, что в поселке Вигата, как раз на месте «Пансиона Евы», когда-то находился храм, который был частью первой линии оборонительных сооружений вокруг поселения. А еще раньше на этом месте стояло греческое святилище, после его разрушения римляне возвели новый храм, и он также был разрушен. Впоследствии христиане построили на развалинах часовню для торговцев и мореплавателей, которая, как описывал ее монах, уже в те годы «превратилась в руины». Это было непростое место, или, лучше сказать, святое.

— Ну и что, по-твоему, нам там делать, в «Пансионе»? — спросил Чиччо, которому Ненэ поведал о своем открытии. — Стоять на коленях? Молиться?

— Ну и дурак же ты! Я тебе говорю, что если столетиями это место считалось святым, то, значит, есть там что-то особенное!

— О, я предложу отцу Джаколино переименовать «Пансион Евы» в «Храм Венеры»!

Сарказм друга никак не смутил Ненэ и не поколебал его в убеждения, что в «Пансионе Евы» вполне может произойти всякое чудо. И оказался прав.

Ну не чудо ли, не волшебство ли, как хотите это называйте, что Джаколино, который каждый день ходил в «Пансион Евы» брать уроки у мадам Флоры, стал вдруг отличником по греческому и латыни? Он милостиво позволял теперь Ненэ и Чиччо списывать у него упражнения!

— Быть такого не может! — восклицала учительница Фернанда Гарджиуло в полном недоумении, не находя объяснений столь впечатляющей перемене.

Два года подряд, когда Джаколино ходил в первый и во второй класс, его постоянно оставляли на осень по этим предметам. После повторного экзамена его переводили в следующий класс только по личному предписанию директора лицея. И то исключительно потому, что господин директор получал на этот счет распоряжение от самого господина федерале. Сам же федерале получал — нет, не предписание, а нижайшую о сем просьбу — отца Джаколино, который, как было известно всему миру, поставлял ему девиц. Однако в третьем классе лицея чудовищное невежество Джаколино и его полная неспособность постичь трудную грамматику древних языков сменились блестящими знаниями. Теперь Джаколино с легкостью, и даже с некоторой элегантностью оперировал сложнейшими формами. Казалось, что он родился в Парфеноне или прямо на римском Форуме.

Синьора Гарджиуло, проверяя работы Джаколино, все пыталась найти хоть одну, хоть самую маленькую ошибку, но ни единого исправления красными чернилами так и не следовало. Она ставила оценку пять с минусом (хотя, конечно, Джаколино заслуживал полновесной пятерки, но это уж дудки, не дождетесь!) и сидела в полном ступоре, обхватив голову руками.

— Невозможно! Невозможно!

Однажды бедная учительница не выдержала. Утеряв над собой контроль во время урока, она набросилась на Джаколино. Училку трясло от злобы, аж смотреть было страшно, казалось, ее вот вот хватит удар:

— Встань, Джаколино, смотри на меня. Ты ведь еще совсем недавно смыслил в греческом и латинском не больше коровы или свиньи. У тебя нет никакого права — ты понял? никакого — делать из меня дуру! Ты должен немедленно дать объяснение, каким образом ты стал отличником, иначе, даже если ты напишешь сочинение лучше самого Демосфена или Цицерона, клянусь, больше единицы я тебе не поставлю! И я готова отстаивать свое мнение и перед директором, и даже перед федерале!

Все ученики в классе повернулись к Джаколино, который стоял у своей парты. Обычно Джаколино все было по фигу, но сейчас он сообразил, что рассказывать об уроках мадам Флоры было бы неуместно. И тут его осенило.

— Я не могу об этом громко говорить, — произнес он с безмятежным выражением лица.

Джаколино не имел успехов в итальянском языке, столь же впечатляющих, как в греческом и латинском, тем более что иных учительниц бордель не предоставлял.

— Тогда ступай сюда, на кафедру.

Джаколино подошел к учительнице и стал громко шептать ей на ухо, так, что в классе было слышно:

— Я, однажды ночью, когда спал…

— Кто спал?

— Я. Когда я спал, в мою комнату залетела голубка, такая вся белая-белая. Она начал кружиться вокруг меня, почти задевая крыльями мою голову, а потом исчезла. А окно было закрыто.

— Как же эта голубка к тебе залетела?

— Вы меня спрашиваете?

— Хорошо, но при чем тут голубка?

— Не знаю. Но дело в том, что с того самого момента я начал понимать и греческий, и латинский. Вы верите, синьора? Иногда мне даже и словарь не нужен. Слова сами собой в голове всплывают.

— Ты это правду говоришь? — спросила учительница. Как у глубоко верующей женщины, у нее сразу же возникли сомнения относительно земной природы белой голубки.

— Клянусь. Поскольку в тот день было воскресенье, я пошел в церковь и принял святое причастие.

Наглая ложь. Джаколино и носу в церковь не казал с тех самых пор, как в шесть лет причастился в первый раз.