Панцирь (СИ)

— Перестань думать о ерунде, Кассандра, — сказал ей со всей страстью, на которую был способен; далось это тяжело. — Займись делом.

— Будет исполнено, мой хан.

Я выругался, она горячо засмеялась.

***

Нашёл я Револьверный Дом по небольшому изумрудному кресту, вбитому в камень над входной дверью.

Как объяснял Востр, такие метки делали на помещениях, принадлежащих гражданам Танрилара. И большинство Револьверных Домов именно такими и являлись.

Зачем это нужно было?

Цель предупредить местных о том, что шутки всяческих видов лучше здесь не шутить. А если прям ничего с собой поделать не можешь, будь готов — здесь вместе с тобой смеяться не станут. Судя по словам Востра, ларцы — ребята нервные и мнительные. Чувство юмора у них дерьмовое, манеры — мусор и сами они — мудачьё в Абсолюте. Такое вот мнение у Востра. Еще он добавил, что есть у ларцев пара фокусов, из-за которых связываться с ними никто и не спешил. Дело гиблое. У промысловика времени рассказать подробнее не было — куда-то спешил, поэтому он ограничился веским: “поверь”. Я и поверил. Расспрашивать буду потом.

Промысловый выход показал, что двухзарядники — игрушки, большей частью, бесполезные; хоть ты весь ими себя обвесь — слишком сильно они проигрывали револьверам. Значит, раз появились деньги нужно покупать: иного варианта не было.

Вряд ли я найду в Изоте достойный и дешевый модуль, на который стоило попридержать средства. По крайней мере, в этом уверены Кряж и Йоргос. Они говорили, что в продаже модули появлялись редко. Наценки были бешенные, и вообще любой здравомыслящий торгаш — скорее повезет такое в Полис, в надежде пристроить находку на аукционе и сорвать куш.

Из дорогих вещей — больше ни в чём я столь острой необходимости не испытывал. Воевать можно с чем угодно, но воевать с хорошим оружием — совсем другое дело. Хади бы сказал как-то так: “первое это кричать, а второе уже петь”.

Внутри — просторное помещение.

В лампах флюоресцентные шляпки грибов, от них тусклый серебристый свет. Стены украсили зелено-золотой тканью, изорванной в лохмотья.

За черным надгробием прилавка сидела старая женщина; ее мощные длинные пальцы, как у полукровки, перебирали оружейные детали.

Движения уверенные, мастерские. Руки не дрожали — хотя ожидал я другого. Никаких оптических приборов для работы не использовала.

За прямой, будто стержень, спиной зелено-чёрный стяг геометрики.

Всетворца здесь чтут.

Уже неплохо.

— Ты чевой хотел, дружок, морда Сарова?

— Оружие.

— Здесь акромя револьверцов и нет ни шиша. Коль топорцы и однозарядки хо-шь к любому скупцу ломись, ко мне не надо, я не из тех, у меня и гордость кой-какая, и думалка не сгнила как у тех.

Омерзительное маленькое лицо, морщинистое, точно сушенный ска'в. Тонкая линяя губ, рот как озлобленная дыра. На лбу — изумрудная точка. Раз в три секунды мигала.

Интересно.

Волосы короткие, безнадежно седые; обращенные сплошь в серебро — выглядели как будто ненастоящие.

Одежда — светлая рубаха, черный жилет с узором из зеленой нити. Что на ногах — не вижу.

Здесь отсутствовали шкафы, стенды, витрины. Даже стульев, чтоб гости-бедолаги сели не поставили. Товара, которым торговали, не видно. Еще и душно.

Думать о том, по какой причине так тут всё устроили мне особо и не хотелось; но мысль про то, что в словах Востра возможно больше правды чем думал, проскочила.

— Револьвер и хотел, бабка.

Бабка аж зашипела от возмущения:

— Жопа ты амтанья. Уважение перед старостью поимей. Мне окочуриваться небось завтрашним, а ты хамло груб, как ножка грибного хряща. Я мож себя девчонкой чувствую, а ты так сразу — бабка.

— Ты хоть столом назовись, бабка, Бездну то не обманешь.

— Алтов срун. Амтанова мошонка. По-кой причине одни уроды таскаются за револьверцами?

— Уроды самые живучие.

— Может и так, — она прищурилась. — А ты дхал чтоли? Дхал живой! Вот же не прёт тебе, дхалом ожил. Ты иди-ка, панцирник, в другой-ка Дом, я тебе тут-ки наценку впаяю за кровь, как оролуг, взвоешь.

— Мне и здесь нравится.

— Нравится, — она хмыкнула. — Другого Дома в Изоте

нет, вот и нравиться. Тогда зенки то шире раскрой…

И она показала. Сейчас у них на продажу было всего три варианта.

Первый хорошо знакомый мне — осадныйОпцион. Такой какой использовал Востр. Массивный, шестизарядный, капсульный, с легко сменяемым — при должной сноровке — барабаном.

Изогнутый курок, стилизированный под плавник.

Поддержал оружие. Тяжелый. Почти два килограмма. Под восьмигранным стволом рычаг заряжения.

Стоил — девяносто дхарм-хтон. Востр взял свой за шестьдесят пять. Но, опять же, это давно было.

Второй вариант — пятизарядный уродец, который бабка назвала Бойцом. Совершенно несуразный из-за тонкого ствола и удлиненной рукояти.

Всюду золотые украшательства: все свободное место занимали, и листьевые узоры, и рогатыеголовы батаров, и клинки. Всего разного навалом.