Папа

Костыльков открыл глаза и сразу увидел её. Пронзительный взгляд фиолетовых глаз, вернее, одного глаза, смотрящего из красно-жёлтого геометрически ровного тела, заставил его вздрогнуть.

Каждый день девушка смотрела на него по-разному: иногда ласково улыбаясь, а иногда, прищурившись, пыталась выведать у него какую-то тайну.

Он не понимал современного искусства, считая его в лучшем случае хорошим маркетинговым ходом, а в худшем – просто бездарной мазнёй. Но именно эту «девушку в красном» он разрешил Светлане повесить в своей спальне, и теперь каждое утро он встречался с ней изумлённым, а порой испуганным взглядом.

Он перевернулся на другой бок и потянулся. Светлана бесшумно спала, улыбаясь и прижимаясь к нему во сне. Костыльков зашевелился. Не открывая глаз, она почувствовала его движения, проверив бедром утреннюю активность мужа, нырнула под чёрное шёлковое одеяло и заскользила вниз.

Костыльков всегда спал голым. Он сразу почувствовал нежные прикосновения к своему телу и замурлыкал, благодарно реагируя на утреннее приветствие любимой жены. Через пять минут он уже блаженно лежал на спине, закинув руки за голову, и пытался вспомнить о тех проблемах, которые на него навалились ещё вчера.

Костыльков был «жаворонком», и утро для него было определяющим временем суток. То, как он начинал день, влияло на все события этого дня. Зная это, Светлана – «сова» – пробуждалась рано утром вместе с мужем, стараясь превратить первые минуты нового дня в эротическое представление. Вставала и, пока Костыльков приходил в себя, умывалась, готовила завтрак и встречала мужа при полном параде. Затем, проводив его на работу, снова ложилась спать, добирая до своих необходимых десяти часов сна.

«Чёртовы москвичи… всё им мало!» Костыльков вспомнил о вчерашних проблемах, но той злости и нервозности уже не было. Утро выдалось прекрасным, и его положительной энергии хватало, чтобы погасить пламя деловых неурядиц. Однако проблемы надо было решать. Даже в такое сладкое и безмятежное утро.

«Нужно дёрнуть Моцарта и встретиться вне офиса, до работы». Он вспомнил, как вчера разыскивал своего начальника службы безопасности и как сорвался на него по телефону. Они давно научились не смешивать дружбу и работу, но иногда эмоции босса нахлёстывались на дружеские обиды. Впрочем, с этим они давно научились справляться.

Костыльков чувствовал некоторую вину за свою грубость. Не умея и никогда не пробуя извиняться, он копил это ощущение вины, стараясь загладить его поступком.

Запах жареного бекона начал подниматься на второй этаж квартиры, проник в спальню и заставил Костылькова отвлечься от своих мыслей. Быстро встав с кровати, он прошёл в ванную комнату и ровно через семь минут спускался по лестнице, на ходу завязывая пояс пёстрого шёлкового халата.

Заметив мужа, Светлана повернулась к плите и деревянной лопаткой стала разбивать в сковородку яйца.

– Доброе утро. – Костыльков подошёл сзади и обнял супругу за талию, поцеловав в шею.

Светлана откинула голову назад, реагируя на приветствие мужа, повернулась к нему и свободной рукой провела по крепкому торсу Костылькова, скрытому тонким слоем китайского шёлка.

– Садись, всё готово. – Светлана вернулась к яичнице, а Костыльков сел за уже сервированный стол.

– Настя дома? – спросил Костыльков.

– Да, спит ещё.

– Вчера опять поздно пришла?

– Костыльков, – обернулась Светлана, – она взрослая девушка. Ослабь чуть-чуть вожжи, дай ей свободы.

– Как тебе этот Костя? – пропустив мимо ушей слова жены, спросил Костыльков.

– По-моему, хороший парень. Я думаю, он влюблён в Настю.

– У тебя все хорошие, – махнул рукой Костыльков и, взяв приборы, шумно вдохнул запах горячего завтрака, исходивший от только что поставленной на стол тарелки.

Через двадцать минут в дверь позвонили. Два коротких, два коротких и один длинный. Костыльков посмотрел в глазок и открыл дверь одному из своих охранников.

К этому времени он уже позавтракал и был одет. Светлана подошла к мужу, подтянула узел чёрного, в диагональную полоску галстука и поцеловала в щёку.

– К ужину буду. – Костыльков осторожно потрогал кончик носа супруги и вместе с охранником вышел из квартиры.

С Моцартом они договорились встретиться на набережной, чтобы без лишних глаз и ушей обсудить сложившуюся обстановку и уже после вместе ехать на завод.

Первым подъехал «мерседес» Костылькова. Водитель, не глуша мотор, остановился, и охранник, оглядев периметр, открыл заднюю дверь.

– Останься здесь. Сейчас Игорь Иосифович подъедет, – велел Костыльков охраннику и один пошёл к мосту над городским прудом.

Ровно в 10:00, визжа покрышками, прямо у моста остановился синий «фольксваген».

Открылась водительская дверь, и первой из неё высунулась нога в итальянском полуботинке зелёного цвета. Затем показалась коричневая с серебряным набалдашником трость, опёршись на которую из машины вылез Моцарт.

Моцарт, или Ига-Ося, или Игорь Иосифович Клейн, был старинным другом Костылькова и начальником его службы безопасности.