Папина дочка

В сказочном вальсе в воздухе плясали крошечные пылинки. Их дивный танец заворожил и очаровал меня. Из замусоленного разбитого окна сверху струилась живительная прохлада. Я даже боялась дышать, настолько её запах был прекрасен после затхлой вони помещения. Сознание остановилось, будто замерло в коме. Последнее время так бывало всё чаще и чаще. Я знала, что однажды уйду в это состояние навсегда. Это дарило слабую, но надежду.

Неожиданно на горизонте ощущений возникло что-то новое. Я едва ли могла адекватно воспринимать окружающую действительность, но это было нечто, чего раньше здесь никогда не было. Наверняка память играла со мной очередную злую шутку, ибо загадочное чудилось чем-то из давно почившего прошлого, того, о котором я даже боялась вспоминать – то ли было оно со мной, то ли просто грезилось. Но это было нечто неимоверно тёплое и дорогое, отчего слёзы впервые за много дней заструились по грязным щекам.

– Лита?! – услышала я сдавленный полустон-полукрик, полный удивления, боли, негодования и радости одновременно. Сердце моё истошно сжалось, тем не менее, я никак не могла припомнить голос.

– Лита, девочка моя! – человек отчаянно бросился ко мне. Я по привычке отпрянула и вжалась в стену. Он на мгновение опешил, но потом медлительно присел и бережно протянул руки. – Ну же, Лита… Иди сюда. Не бойся. Теперь всё будет хорошо!

Я подалась немного вперёд, но тело как-то странно затряслось, сопротивляясь воле. Оно не могло двигаться дальше. Слёзы нескончаемым потоком катили из глаз, однако я не в силах была даже шелохнуться. В этот момент, ужасной болью отразившись в голове, словно лопнула плёнка, всё это время застилавшая сознание. Я наконец-то прорвалась. Я вырвалась!

– Папочка, забери меня отсюда, мне здесь очень плохо! Я буду себя хорошо вести. Забери меня. Пожалуйста!

***

Отец утомлённо присел на край кровати и потянул ненавистный узел галстука. Преимущественно он избегал официоза в одежде, и потому в костюме чувствовал себя не в своей тарелке. Усталость сквозила во всём его образе: в ссутуленных плечах; в морщинках как никогда обильно проступивших вокруг глаз; даже густые волосы, подёрнутые лёгкой дымкой седины, сегодня казались куда светлее.

– Я переговорил с директором, – было понятно, что разговор выдался далеко не из лёгких. – Ты сможешь вернуться в школу со следующей недели.

– Папа, я не хочу туда возвращаться.

– Лита, не начинай опять! Мы, кажется, это уже обсуждали.

– Какой смысл заканчивать учебный год, если меня всё равно не переведут в следующий класс?

Вместо того чтобы рассердится, лицо его неожиданно расплылось в доброй снисходительной улыбке. Глаза засветились умилительными тёплыми лучиками.

– Видимо, ты уже совсем поправилась, раз начинаешь перечить мне.

Я виновато потупила взор и уставилась на одеяло, кончик которого всё это время нервно теребила в руках.

– Прости, папа. Я пойду в школу.

– Вот и умница, дочка. Только пообещай, что будешь стараться.

– Обещаю.

– И позвони бабушке. Без её помощи я бы никак не справился, – бабушка работала старшим инспектором учебных заведений при министерстве образования. Связей её вполне хватило бы не только для такой безделицы. Но если уж отец обратился к ней, дела мои были откровенно плохи. Впрочем, при таком протекторате шансы не отстать от сверстников переставали казаться чем-то эфемерным. В моих силах наверстать упущенное, тем более, что этого так вожделел отец. А подвести его после того, как он спас меня, я просто не могла.

В этот момент я с содроганием припомнила всё, что со мной произошло тогда. Вернее, пережила вновь все те обрывки ощущений-воспоминаний, которые то и дело обжигали меня холодным потом, которые кошмарами не давали спать по ночам и порою вводили в ступор даже среди дня.

«О, как же невыносимо ужасно это было! И какой беспробудно глупой дурочкой я была! Я позволила им осквернить, терзать себя, запятнать мою душу и тело. Я сама предала себя! Утопила свою жизнь в боли и муках. Зачем? Глупая, глупая беспечная девчонка!»

«Но ведь теперь ты взрослее, теперь ты знаешь, почём пуд соли в этой жизни, не так ли? Теперь ты не допустишь, чтобы с тобой когда-либо произошло нечто подобное?»

«Ни за что!»

«В таком случае будь паинькой и слушайся папу!»

Я ответила печальной благодарной улыбкой. От этой бесконечно грустной стоической гримасы теперь уже передёрнуло отца.

Он тоже вспоминал. Вспоминал бессонные ночи и безрезультатные поиски, изо дня в день изводившие его и без того отягощённую переживаниями душу. Вспоминал беспомощность и бессилие, рвавшие на части. Вспоминал…

К счастью, он так и не узнал всего, что произошло со мной там. Я не стала рассказывать всей правды. Ему ни к чему было это знать. Отцу и так досталось изрядно, а моя боль – пускай навсегда останется только моей, пускай навсегда будет похоронена в глубине маленького исстрадавшегося сердца.

– Спи спокойно, Лита!

– И тебе спокойной ночи, папа! – он обернулся, задержавшись в дверях всего на мгновение, и мне показалось, что в глазах его стояли слёзы.