Папина дочка

«Если в моих силах в этой ситуации сделать для неё хоть что-нибудь, я не могу поступить иначе. Пускай никто не оказался в первые тяжёлые дни рядом со мной, но я не допущу, чтобы теперь она чувствовала себя столь же покинутой!»

В заботе о Кати я унимала и собственную боль. Ощущение ответственности за этого маленького человечка придавало силы, наполняя душу желанием жить. Жить хотя бы для того, чтобы иметь возможность защитить её, вовремя подставить плечо.

Когда я осознала эту свою миссию с отчётливой ясностью прозрения, попутно стала замечать, что кое-что вокруг, как бы мистически это ни звучало, постепенно налаживается. Даже отец напивался последнее время всё реже, и это дарило зыбкую надежду на то, что жизнь наша после ухода матери однажды-таки приостановит своё стремительное падение в пропасть.

«Ах, как хотелось бы верить!»

Солнце застряло на полпути к горизонту и, вызолачивая ресницы, озорно ласкало уголки глаз проворными колючими лучиками, распадавшимися миллионом радужных оттенков. Ярко-лазурное небо полнилось глубиной и неукротимой энергией бытия, изливаясь долой дождём жизнеутверждающей благости. Непримиримая весна удало шагала по улицам, а сырость и грязь, неизменные спутники городских пейзажей, теперь боязливо жались по подворотням. Мир ретиво чистил пёрышки, проснувшись от опостылевшей зимней спячки. Жизнь повсюду расцветала в надежде на буйство красок, и нам тоже не оставалось ничего, кроме как продолжать жить… Жить!

Я распахнула окно и уселась на подоконник. В комнату ворвался лёгкий озорной ветерок. Он прошмыгнул по закуткам комнаты и, видимо не обнаружив для себя ничего интересного, так же проворно умчался прочь. Утомлённый город медленно тонул в полумраке сумерек. Начинало свежеть, впрочем, как всегда на закате в эту пору года. Кромка на западе ещё рдела мягкими тонами багрово-алого, подсвечивая с полдюжины эфемерных облачков, сиротливо разбросанных по небу.

Вечерняя звезда робко подморгнула одиноким глазом, ответив приглушённой вспышке зажигалки. Сигаретный дым наполнил душу покоем и удовлетворённостью. Извиваясь и клубясь в медитативной отрешенности, уносил он в бездну бесконечной выси усталость и суету дня. Несмотря на прохладу, здесь и сейчас я чувствовала себя настолько уютно, настолько комфортно, насколько только может ощущать человек.

Отец задерживался, но так даже лучше. Я успела не только приготовить ужин, запах которого сейчас манящим ароматом разносился по квартире, но и немного прибралась. Посидела с сестрой над уроками: толку от меня было маловато, но зато вместе отлично провели время, тем боле, что Кати в итоге вполне управилась сама.

Приятное чувство выполненного долга гордостью наполняло моё естество. Трудно поверить, насколько славно можно было ощущать себя только из-за того, что поступаешь так, как следует, правильно, по воле сердца. Да и кто знал, что сердце моё может пожелать заурядной бытовухи и от этого ещё получать удовольствие. Причём, что самое поразительное, это удовольствие совсем не грозило омрачиться впоследствии больной головой или приступами тошноты наутро.

Я с упоением принялась строить планы на будущее. Впервые за много дней! Столько всего предстояло сделать, столько наверстать. Как бы абстрактно и высокопарно это ни звучало, но непременно хотелось стать хорошей. Хорошей – в общем и в частности. Взяться, к примеру, в конце концов, за учёбу, ведь некогда я не так уж и плохо училась, или…

В этот момент строгий мужской голос внезапно окликнул меня снизу. От неожиданности я едва ни рухнула с подоконника.

«Как не вовремя!»

Отец, подбоченившись, стоял напротив окна. Я непроизвольно ринулась с сигаретой в комнату, потом обратно. Впрочем, уже можно было не суетиться.

«Поймал, как говорится, на горячем. Ах, бедные мои ушки!»

Щелчком я отправила сигарету далеко в кусты, головой прислонилась к раме и принялась хоронить приятный вечер и упущенный шанс преобразиться к лучшему.

Я горько плакала, уткнувшись носом в подушку. Горько не от боли, а от обиды. И обида эта буквально испепеляла душу мою изнутри.

«Почему ты так несправедлив ко мне? Я ведь всё сделала, чтобы было хорошо. И это «хорошо» было, пока не явился ты! Ну и что, что я курю? Мало ли за кем какие грешки водятся? Ты ведь тоже ведёшь себя далеко не лучшим образом, а с кого другого, извольте, брать пример?»

Я раз за разом перебирала все уже озвученные доводы и придумывала новые. Да, в этот вечер я была куда более словоохотлива, чем когда-либо прежде. Наверное, потому что ощущала собственную правоту. Если и не правоту, то, по крайне мере, право на снисхождение. Я же так старалась всё сделать правильно!

Но он просто не захотел слушать. Отмахнулся от всех моих аргументов разом, не сдерживаясь в выражениях, отчитал и закатил оплеуху. От него опять разило спиртным, поэтому спорить было бесполезно.

Я по-настоящему возненавидела его!

«Тварь! Алкоголик! Да какое ты вообще имеешь право что-либо требовать от меня?»